В городе Тамбове при военно-революционном комитете организуется добровольческий отряд, задачи которого ограждать уезд от налета разведочных отрядов генерала Мамонтова. Военно-революционный комитет призывает граждан оказывать ему всеми мерами помощь, принять участие в защите уезда и записаться в отряд добровольцев. Запись производится в революционном комитете.
Военревко м».
Первым нарушил молчание Петр Васильевич. Он стал рядом с Устином, разгладил усы и снял картуз.
— Ну, товарищи, понятно вам, что рассказано в этой бумаге нашей советской властью? — С этими словами он высоко поднял над головой воззвание.
— Чего и понятней, малый ребенок поймет... — заметил Клим.
— А как же и что порешим?
— Оружия-то нет. Какое же вы войско? — опять поднялся дед Федор.
— Подожди, дед. Дай, Петр Васильевич, я скажу, — попросил Устин. — Товарищи! Я только два дня как с фронта, и вы можете мне поверить. Казаки Мамонтова идут сюда большой кавалерийской массой. Они захотят, чтобы вы вступали в белую армию. Они будут отнимать лошадей, фураж, хлеб. От них отбиться у нас нет оружия, а придут казаки — большое разорение будет. Я так, товарищи, думаю: возьмем мы своих лошадей, у «ого есть, да поедем в город, в отряд, да не мешкать, пока нас тут не прихватили казаки.
— Ах, чтоб им треснуть! — заговорил Клим. — Надо, Семен, пожалуй идти.
Семен глубоко затягивался дымом.
— Петр Васильевич, да и ты, Устин Андреевич, — попросил Зиновей, — не торопите нас. Дайте подумать час, другой... Все ж таки бабы, ребятишки.
— Думайте, товарищи, — ответил Груздев, — мы рассказали все, а там ваша добрая воля. Потом чтобы не раскаивались.
Долго стояла толпа на улице, гомонила, стихала, расходилась, сходилась. Обо всем, казалось, перегово-
рили, все было ясно, но каждый ждал: а не скажет ли кто-нибудь такое, за что можно было бы уцепиться и найти другой выход? Но другого выхода не было.
К вечеру Устин записал пятнадцать человек. Клим притащил спрятанный им наган и сознался:
— Bo-время не сдал и боялся его оказывать, а тут, вишь, пригодился.
Семен принес винтовку и австрийский кинжальный штык. Но больше всех удивил односельчан дед Федор.
— Ты что, никак с нами в отряд надумал? — посмеялся Устин, когда пришел дед Федор.
— Эх, кабы я был молод! — с сожалением вздохнул старик и положил на стол старую шашку, без эфеса и ножен, пояснив:
— Внучок ею щепу колет, может в недобрый час и сгодится.
У Зиновея дрожали руки; он очень волновался и никак не мог свернуть цыгарку.
— Тебя что трясет? — спросил Устин.