По субботам мы устраивали вечера отдыха с застольями, танцами. Я играл на аккордеоне, так что нагрузка у меня была, можно сказать, двойная. Отдыхали так, как не уставали и в поле. Дым стоял коромыслом. Обычно сметали все подчистую, и к следующей субботе снова надо было отправляться кому-то за хлебом и водкой. А до ближайшего магазина ни много ни мало тринадцать километров. Поскольку желающих прогуляться не находилось, бросали «на морского». Однажды жребий пал на меня. Меня снабдили двумя большими мешками и старым мерином, у которого на глаза ниспадала косая челка, из-за чего конягу прозвали Гитлер. Ранним утром на пару с Гитлером я пустился в путь-дорогу, хотя понятия не имел, где находится то селение с магазином и как ориентироваться в голой степи. Но меня заверили, что с таким надежным проводником, как Гитлер, беспокоиться нечего: он знает этот маршрут наизусть, часа через три я буду на месте.
День выдался исключительно тихий и теплый. Сначала вслед за конягой я брел, отмахиваясь веткой от жирных осенних мух, через поле, затем хорошо утрамбованная тропинка повела нас по степи, окруженной со всех сторон горизонтом, за которым не было ничего, кроме неба, я чувствовал себя легко и свободно и, за неимением других собеседников, пытался растолковать Гитлеру – не очень надеясь, что Гитлер меня поймет, – какая прекрасная штука жизнь, особенно в двадцать лет, особенно когда живешь в Ленинграде и тебя окружают друзья.
Выступив в разговорном жанре, я вдохновенно запел, не для Гитлера – для себя, но Гитлер пусть тоже послушает, мне не жалко. «Широка страна моя родная!» – заорал я могучим басом, которого у меня никогда не наблюдалось. «Какая все же прекрасная песня!» – думал я, хотя давно уже исключил ее из своего песенного репертуара за показной патриотизм и немало удивился, когда она вырвалась из меня на широкий степной простор. С наслаждением я выпевал каждое ее слово, несмотря на то что многие ее слова звучали как издевательство.
«Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…» «Какие замечательные слова!» – думал я, веря, что когда-нибудь они станут правдой. Потом я вдруг стал заливаться тенором: «Это русское раздолье, это Родина моя!» Тенор, возможно, у меня какой-то имелся, но такого подлинного бельканто я раньше не слышал. «Ну как?» – пытал я конягу. Гитлер медленно ковылял по тропинке и, не поворачивая головы, отмахивался от меня, как метлой, хвостом. Что с него взять, с животного… «Вперед! – командовал я коню. – Теперь ты не Гитлер, а Росинант! Хочешь стать Росинантом?» Чувствуя себя былинным богатырем и первопроходцем Сибири, я самозабвенно топтал колючки и жесткую степную траву, пока не увидел вдруг крыши домов, которые всплыли передо мной, как из водной глади, наподобие сказочного града Китежа.