— Знаешь, — доверительно заглянул он Байбардину в глаза, — а мне неохота к мартену, в пекло идти. Ведь эти горячие рублики запросто у меня на огороде растут, да в рабочем саду, в яблоках.
— Что ж… — нахмурился Байбардин. — Жарко, это верно. Можно и в баню не ходить. К примеру… дома мыться.
Пыльников не понял насмешки.
— В баню нужно. Для удовольствия.
— А работа? Работа для тебя обязанность?! — вспылил Павел Михеевич, нарезая хлеб. — А сталь?.. Сталь для тебя — тонна 5 рублей 5 копеек?! И больше за этим ничего?!
Байбардин налил себе рюмку, опрокинул, пожевал усы:
— Близкого горизонта ты человек!.. Вдаль не глядишь! Знамя не видишь! В тебе… — Байбардин зло усмехнулся, — семьдесят процентов труженика поневоле и тридцать энтузиаста.
Пыльников склонил голову набок:
— Масштабами бьешь? И это мы знаем. Знамя — далеко. Оно для поколений наших. А мы свое отработали. Старость подходит. Хватит, наголодался я… намыкался. Для моей жизни тихие погоды нужны! И когда пожить, как не сейчас? Орел… высоко летает в облаках, а гнездо все-таки вьет на земле!
— А сколько ты стали сварил? — спокойно спросил Байбардин.
— Тысяч двадцать тонн и пять сверх плана.
— К примеру, получится тракторная колонна — хлеб делать. Да сверхплановой на колонну автомашин — хлеб возить! И вот она, эта сталь, тебе, к примеру, картошку подвозит, сыновей твоих в институте учит, хлебом кормит…
«Сказки! Завел политбеседу!» — мысленно отмахнулся Пыльников и с досадой подумал: «Как же, хлеб подвозит! Сыновей с сеном никак не дождусь», а вслух сказал:
— Агитатор ты. Я сам в молодости агитировал… пацанов, — обиделся и отложил ломоть арбуза.
На губах и матовом, чисто выбритом пыльниковском подбородке блестел арбузный сок. Павел Михеевич, подавая полотенце, грустно проговорил:
— Вот смотрю я на тебя, Пыльников. Всю жизнь мы с тобой — соседи! А друзьями никак не можем стать. Души разные у нас.
Пыльников прищурился:
— Мы — люди. Ты человек, я человек, больше ничего не нужно.
— Ну, так что будем с «козлом» делать? — спросил Байбардин.
— А это дело теперь не мое — других голов на заводе вдосталь, пусть и другие думают. — Пыльников наклонился к мастеру и шепотом закончил: — А вот что с нами-то будет?! — и многозначительно подмигнул: мол, себя спасать надо!
Пыльников рассуждал, взмахивая руками. Казалось, он говорил сам с собой, кивал, останавливал ладонью воображаемого собеседника. Было ясно, что он опьянел.
— Я-то… что! — хвастливо продолжал гость, отвалившись на спинку стула. — Я сам себе хозяин. Хочу работаю — хочу нет! Плевать мне на производство!