У нее билось сердце и подгибались колени, но какая-то сила вела ее к нему, к его синим глазам, смотревшим в ее глаза влюбленно и ожидающе, и ей хотелось кинуться к нему, чтобы упасть рядом и обняться.
Она сдержалась, вспомнила, как вздыхала о нем по ночам, как иногда всматривалась в окна, ожидая и мечтая увидеть его, а коли видела чуть, долго потом не могла прийти в себя, не спала. Она сдержалась от присущей ей женской стыдливости и гордости, от сознания того, что она все-таки какая ни на есть, мужняя жена, и у нее сынишка от нелюбимого, пропащего, скрывающегося, но живого мужа, решила не показать виду, как она рада.
Она подошла к нему в батистовой черной кофте, подняв руки и укладывая на шее отжатые теплые косы в узел. Он смотрел на нее снизу и молчал, а она ждала, что он ей скажет.
— Дуня, как долго я тебя не видел! — наконец-то выдохнул он и забоялся, думая, что она рассмеется от этих его слов. Но она не рассмеялась, а только чуть заметно тронула улыбкой чистые ало блестевшие губы.
— Да уж вы сами, Вася, пропадаете где-то, не кажетесь. Все заняты, чать, некогда?
Она сложила руки на груди, ругая себя за то, что голос ее дрожал и не было в нем той строгости, какой она хотела бы.
— Ну, это ты напрасно, коли так, — дружелюбно возразил он. — Это тебя не видно. Все в крепости своей, взаперти сидишь…
Ей неловко было стоять перед ним, сидящим на траве, она боялась, что разговор заглохнет и он поднимется и уйдет, поэтому торопливо согласилась и чуть наклонилась к нему.
— Да, все дома и дома. Надоело. Свекор-то у меня больно злой. Сторожит все.
— А что — свекор? Ты ведь сама по себе. Можешь так поставить: куда хочешь, туда и пошла. Аль боишься его?..
Она зарделась, покачала головой, не соглашаясь.
— Кривобоков мне что? Да куда вот идти, чать, не одна я…
Они неловко замолчали, думая об одном, и когда Евдокия опустила руки и вздохнула, Василий предложил:
— Не уходи. Иди ко мне. Посидим рядком.
Она горько и прерывисто зашептала:
— Да что уж сидеть, что вы, Васенька, разве можно такое, увидют, не дай бог. Грех-то какой! — и вытянула руки, будто отталкиваясь.
Он поймал ее руку и потянул к себе.
— Не говори так. Какой это грех? Я ведь давно тебя одну люблю. Разве ты не знаешь?
Она удивленно и испуганно вскинула глаза, зеленые, умные, широко открытые, они тепло засветились под темными ресницами и глянули на него так пристально и проникновенно, стали такими добрыми, что он опять забоялся: вот сейчас рассмеется, но она отняла руку, закрыла лицо ладонями.
— Ой, правда ли? Я и не знала. Откуда мне было знать про такое? Хорошо-то как…