– А какую? – изумился Гистас, с недоумением разглядывая забракованное подаяние.
– Вот такую! – на свет была извлечена медная монета, значительно превышавшая размерами золотую. – Твоя очень маленькая.
– А тебя вообще как зовут? – решил сменить тему Змей, так как меди в его кошельке отродясь не водилось и удовлетворить взыскательные требования владельца маленькой руки он не смог бы при всем желании.
– Дедушка Юфемиус не разрешает мне разговаривать с посторонними, – получил он несколько неожиданный ответ. – Чтобы меня не забрали в бордель грязные выродки, – уточнил тоненький голосок.
– Он очень правильно поступает, твой дедушка, – медленно выговорил Гистас, с усилием загоняя обратно, внезапно всплывшие в памяти, воспоминания о Червяке, с годами потускневшие и вылинявшие, но вдруг засиявшие прежними яркими красками.
– Он мне не дедушка, – продолжил просвещать Змея тоненький голос. – Моего дедушку убили… и бабушку тоже, – уточнил невидимый собеседник.
– А папа с мамой? – после небольшой заминки поинтересовался руководитель бакарской мафии.
– А папы с мамой у меня и не было.
– Так не бывает, – машинально отреагировал Гистас.
– Бывает! – получил он ответ тоном не терпящим возражений. – А дедушка Юфемиус хороший! – несколько неожиданно объявил невидимый собеседник.
– Не сомневаюсь… – задумчиво протянул Змей и добавил: – Мне почему-то кажется, что он разрешит тебе поговорить со мной. – Я тебя в бордель не заберу, и никому другому не позволю.
– Тогда ладно! – и из тряпья показалась грязная улыбающаяся мордашка, в обрамлении не мене грязных волос, предположительно светлого оттенка – точно разобрать было сложновато – для этого их надо было сначала хорошенько вымыть. – Меня зовут Делия! – перестав улыбаться, очень официальным тоном представилась маленькая нищенка.
– Я – Гистас, – не менее торжественно отозвался Змей. – Рад знакомству.
– И я! – снова заулыбалась Делия, но через мгновение вновь стала серьезной. – А теперь не мешай, мне надо работать! – с этими словами она вновь спряталась в своем тряпье, оставив снаружи только протянутую руку. – И отойди! Не загораживай!
За всей этой беседой, крайне испуганно, следил старик, не менее грязный, чем его питомица, тот самый, который с начала беседы прикидывался больным, а скорее даже – дохлым гигантским воробьем. Напуганный до чрезвычайности, он никакого участия в разговоре не принимал, но тесное общение Змея с девочкой с каждым мгновением тревожило его все больше и больше. Дальнейший ход событий показали, что беспокоился он не зря.
Тряпье зашевелилось и на свет снова показалась голова маленькой нищенки: