— Вы, бесспорно, словно бы разделили мое волнение, когда я предположил, что по крайней мере она дает нам намек, из-за чего была убита Кора.
— Верно. Даже сейчас мне это кажется наилучшим аргументом в ее пользу. Но просто в отношении пяти подозреваемых, ну…
— Что?
— Да, у них у всех вроде были мотивы убить Фарджиона, не отрицаю. Но не могу не чувствовать, что некоторые из этих мотивов немного, скажем… слабоваты.
— О! И какие же?
— Леолия Дрейк, например. Неблагоуханная маленькая интриганка, бесспорно, но неужели вы действительно верите, что она была готова убить Фарджиона — и, вспомните, не только Фарджиона, но заодно сними бедную Пэтси Шлютс, — потому что знала или просто предполагала, что в результате режиссура «Если меня найдут мертвой» будет поручена Рексу Хенуэю, а она безоговорочно полагалась на то, что его авторитета достанет, чтобы ей поручили ведущую роль? Должна сказать, мне в это абсолютно не верится.
— Ну-у-у, — оборонительно ответил старший инспектор, сознавая, что в данном случае почва у него под ногами зыбкая. — Я же добавил, что она могла быть сообщницей Хенуэя.
— Даже если так, Юстес, даже если так. И Летиция. Нет, я согласна, что она, как говорится, крепкий орешек. Но в конце-то концов, в своем гнусном намерении Фарджион с ней не преуспел.
— Не вижу, чтобы это что-то меняло. Не забывайте, если это была Летиция, у нее могло и не быть намерения убить Фарджиона. А просто перепугать его до смерти. Не удивлюсь, если здесь мы столкнемся с убийством по неосторожности.
— А Филипп? Французский кинокритик — и убивает? Я имею в виду буквально. Не лезет ни в какие ворота.
— Ах, пожалуйста, обойдемся без набивших оскомину обобщений. Поставьте себя на его место. Всю свою взрослую жизнь он жил и дышал Аластером Фарджионом. Да Фарджион и был его жизнью. В определенном смысле — единственной жизнью, какую он вообще знал. И вот, вместо того чтобы поклоняться ему издалека, он наконец приближается к нему, и не просто как поклонник, но, надеется он, как коллега. Он написал сценарий — идеальный для его обожаемого режиссера, как он верит. И идеальным он и был, не то Фарджион не стал бы его красть. А он его крадет, и все мечты Франсэ рассыпаются прахом. Вообразите же, что должен он был почувствовать, когда ему стало ясно, что всю свою жизнь он потратил на того, кто был совершенно не достоин его поклонения. По моему опыту, люди убивали за меньшее, куда меньшее.
— Может быть, и так… И тем не менее, знаете, Юстес, как вы сами указали, они все говорили по собственной воле и открыто про свое отвращение к Фарджиону. Зачем бы они так поступали, если бы подозревали, что сами, ну, подозреваются в том, что убили его?