— Признайтесь, Юстес. Вы одиноки. И, знаете, вы можете говорить начистоту, потому что уже говорили, и не один раз. Ну, теперь моя очередь выложить все начистоту. Я тоже одинока. Ужасно одинока, если уж хотите знать. Отчего, по-вашему, я каждый день заглядываю в этот идиотский отель? Да просто в надежде найти кого-нибудь, кого угодно, Юстес, кого угодно — чтобы поговорить. И когда все эти недели тому назад я, чтобы поговорить, нашла вас, то не могу передать, в какой восторг я пришла. В такой восторг, что дни и дни потом я надеялась — надежде вопреки, — что вы снова сюда заглянете. Нет, правда. Будто девичья фантазия — что вы притворитесь, будто зашли совершенно случайно, а я притворюсь, будто верю вам. А из-за того, что это было, как девичья фантазия, я вновь почувствовала себя юной, почти девочкой.
Ну, вы так и не зашли. Все эти дни, когда я сидела вблизи от двери, взглядывая на каждого, кто в нее входил, надеясь, молясь, чтобы на этот раз вошли вы, были потрачены впустую. Вы так больше и не появились. Вероятно, это вам и в голову не приходило.
Но меня ничто остановить не могло. О нет, это же был мой последний шанс и, точно Кора, я была готова сделать что угодно, унизиться, если придется, лишь бы вцепиться в него. И потому я более или менее терпеливо выжидала удобного случая, предлога, в котором нуждалась. И наконец он появился. Нежданно-негаданно мне позвонила Кора, пригласила меня в Элстри поглядеть, как она сыграет свой большой эпизод, а я пригласила вас.
И сейчас я вцепляюсь в этот шанс даже крепче, предлагая это пари. По моим расчетам, вы так чертовски убеждены, что раскроете это преступление — до того, что, не сомневаюсь, вы не захотите выставить себя трусом, отказавшись поднять перчатку. А если вы смущаетесь из-за… ну, понимаете, С-Е-К-С-А, так не надо. Мы оба слишком закоснели в своих привычках, не говоря уж о том, что слишком стары и скрипучи для подобной ерунды. Так что скажете, Юстес, милый? По рукам?
Трабшо слезно посмотрел ей в глаза:
— По рукам.
Он тут же спешно отвернулся от нее, сославшись на соринку в глазу — соринку величиной с весь «Ритц»! — и, притворившись, будто извлек ее, добавил:
— Но потому лишь, что знаю: выиграю я.
— В моем возрасте, миленький, я научилась быть не слишком разборчивой. Раз вы приняли пари, меня не слишком заботит почему.
Она бодро потерла ладонь о ладонь.
— Ну, так что вы дальше предпримете в своем расследовании?
— Дальше? — сказал Трабшо, допивая свое виски с содовой. — Дальше, думается, я отправлюсь охотиться на алиби. Проконсультируюсь с Томом Колвертом, и, может быть, если мы оба нахлобучим наши мыслительные котелки…