Ватаги засуетились. Заскрипели вороты. Захлопали поднимаемые паруса. Подбежавшим к берегу чукчам не с кем было сражаться. Кочи ушли.
— Еще подумают — мы испугались, — недовольно проговорил Иван Зырянин, занося весло.
— Лишь бы ты сам, мил человек, знал, что не боишься, — ответил Фомка.
— Здоровую трепку мы б им задали, — с сожалением вздохнул Степан Сидоров.
— Пустое мелете, — сурово произнес Дежнев.
Однако скоро он снова взглянул на Зырянина с Сидоровым и, несколько смягчившись, сказал:
— А ну, подумаем, робята, хоть малость. Впервые мы сюда пришли. Худое сделаем — вражду посеем. А где черт не сеял, там он и не пожнет! Кто знает, сколько раз нам идти этим путем!
— Да мы так, по глупости болтали, дядя Семен, — виновато ответил Зырянин. — Обидно показалось, что чукчи в драку лезут, а мы уходим…
— Так-то вот, милый. К добру, брат, всегда гребись, а от худа шестом суйся.
Дежнев поднялся на мостик.
Начальник стражи Михайла Захаров подошел к творилу поварни и отпер замок. Отбросив творило, он крикнул:
— Эй! Выходи двое на проминку!
После короткой перебранки двое анкудиновцев торопливо вылезли из поварни.
— Ходить будете здесь, на носу, до мачты, — сказал Захаров. — Вам следить за ними неоплошно, — прибавил он, обращаясь к стоявшим на страже Евтюшке Материку и Бессону Астафьеву.
Один из анкудиновцев, лохматый мужик с медно-красной морщинистой шеей, зевнул и, поворотясь к стражникам спиной, стал осматриваться. Второй пленник, Калинко Куропот, человек лет за сорок, подошел к Евтюшке Материку и слегка дернул его за полу кафтана, приглашая в сторону.
— Испить бы, — произнес он, подмигивая Евтюшке, — горько в глотке-то после морской водицы. Наглотался…
Евтюшка вопросительно взглянул на Михайлу Захарова.
— Дай воду, — нарочито сурово ответил Захаров. От него не укрылось подмигивание Куропота.
Евтюшка подтолкнул Куропота за парус, где стояла бочка с пресной водой, и подал ему ковш. Куропот едва слышно прошептал:
— Евтюшка, это ж я тебе и Ивашке весло, а потом и ведро в море скинул. Слышь, это я их скинул!
«Ты?» — чуть было не вскрикнул Евтюшка, но Куропот закрыл ему рот.
— Тише, дурень! — прошептал он ему в самое ухо. — Наши услышат — убьют меня. А я с вами…
Услышав шаги сотоварища, Куропот отпрянул от Материка и торопливо принялся пить.
…Дежнев беспокойно вглядывался в идущего сзади «Медведя».
«Федя-то мой по здорову ли? — думал он. — Что, бишь, ответил мне Вятчанин? Отходит-де… Как это — «отходит»? Лучше ему? Или он хотел сказать — умирает, мол? Отчего это я понял тогда, что лучше ему? А вдруг умирает? Может быть, умер уже…»