Выходит, брат Антонио, готовя ритуал в Вальпургиеву ночь, прежде приезжал в Софиос не единожды. Он заранее всё исследовал, проверил, а в назначенный день действовал точно и чётко, как часы. Вот уж действительно, для хана Мамая он был незаменимым человеком…
Впрочем, я слегка отвлёкся от текста доставшегося нам старого свитка. Вот что было в нём написано.
«Свой ритуал мы проводили рядом с местом погребения золота. Это земля старинного кладбища, на котором хоронили самых знатных людей. Местные жители старались сюда не ходить, хотя их жилища буквально примыкали к кладбищу. Именно поэтому нам никто помешать не мог, даже если бы и захотел.
Я очертил круг и по его контуру установил горящие свечи. В него вошли кроме меня Милан и хан Мамай. С нами были необходимые ритуальные атрибуты. Остальных участников мы отослали подальше, ибо свидетелей того, что мы делаем, быть не должно.
В таинство обряда было включено несколько золотых предметов. Я держал старинную скифскую диадему, у Милана было ожерелье, а Мамай выбрал какой-то золотой знак (скульптуру), который он считал воинским, приносящим ему удачу. Кроме того здесь был предмет, предназначавшийся для владетельного князя Феодоро.
Весь обряд проходил по старинному обычаю. В круг ввели женщину-полонянку. Хан Мамай привёз её с собой. Она была (или считалась) русской княжной. Как она попала к хану, я не знаю. В центре установили «жертвенный камень». На самом деле это была большая дубовая колода. Женщина стала на колени, положив голову так, чтобы её длинная коса лежала на колоде.
Я взял топор и отсёк косу у самой головы. На миг Милан и Мамай отвели взгляды в сторону. Они-то подумали, что я буду рубить саму голову. Но в мои планы это не входило. Вся сила была в косе русской княжны. Затем я провёл необходимый обряд, который призван очистить наши руки и наши помыслы и сделать их непреодолимыми для недругов наших».
На этом текст заканчивался. Из него было неясно, добился ли Мамай своей цели или нет. И вообще, окончание ритуала и его тонкости в свитке не были освещены. Если бы не первый свиток, с которого я и начал повествование о золоте Мамая, то эта история, напустившая столько тумана, так бы и считалась незавершённой. А для человека, который вообще не был знаком с тонкостями этого дела, казалась бы игрой нескольких выживших из ума людей.
Так что я возвращаюсь к первому свитку.