— Шкаф был заперт? — спросил я.
— Да, — ответил Вертоградский.
— А ключ?
— Ключ был у Якимова.
— А утром?
— Утром шкаф оказался отпертым, но дверца была прикрыта. Ключ исчез вместе с Якимовым.
Больше не о чем было спрашивать. Я высунулся в окно. Окно выходило прямо в лес. Деревья стояли здесь густо, кроны переплелись, толстые корни, изгибаясь, ползли по земле, земля поросла кустиками черники. Наверно, здесь бывает много грибов.
Наблюдения невольно увлекли меня. Я вдруг ощутил ту радостную напряженность, которую испытываешь всегда, начиная восстанавливать в подробностях происшествие, только частично тебе известное.
— Где он гулял? — спросил я.
— Здесь, под окном, — сказал мне стоявший за моей спиной Вертоградский.
— Всегда здесь?
— Да, это было его любимое место. После ужина накинет пальто, папиросу закурит и ходит под окнами.
— Далеко от дома он никогда не отходил?
— Я ни разу не замечал.
— Был случай, — вмешался Петр Сергеевич. — Однажды мои молодцы километрах в пяти его встретили. Говорил, что заблудился. Правда, это не мудрено в наших местах.
— Дверь из лаборатории запирается?
— Нет.
— А наружная дверь?
— Запирается на крючок.
— Значит, пока Якимов гуляет, она открыта.
— Да.
— А утром кто первый проснулся?
— Я, — сказала Валя. — Папа и ассистенты очень устали за это время и встали позже, чем обычно.
— И вы, Валя, не обратили внимания на то, что дверь отперта?
Валя пожала плечами:
— Нет. Мы не очень тщательно запираемся. Немцев замком не задержишь, а воров тут нет. Кстати, Якимов по утрам иногда уходил, пока все еще спали.
Я смотрел в окно на березы, на корни, на кустики черники.
Вот здесь ходил этот человек, которого мне надо найти, ходил позавчера вечером, курил, молчал, думал… Вот померк свет в окне, — значит, Вертоградский погасил лампу, надо подождать, пока он уснет. Наверно, он заглянул в окно и прислушался к дыханию Вертоградского: дышит ровно — уснул, пора… Если б я мог знать, почувствовать, угадать, чтe он думал в эту минуту! Ну хорошо, допустим, он думал только о технике дела: как войти, чтобы не услышали, как взять, чтобы не увидели. Он мог даже не входить в дверь.
Я высунулся в окно: на метр ниже подоконника кончалась завалинка. Он встал на нее, перекинул ногу через подоконник, отпер шкаф, бесшумно выпрыгнул в окно и исчез между стволами. Или, может быть, он вошел в дверь? Подошел на цыпочках к шкафу? Все это никак не меняет дела Меня убивала именно эта полная ясность, не оставлявшая надежды на то, что неожиданная мысль вдруг заново осветит события и откроет все: преступление и преступника.