— Огня! — кричал Пац, сидя на коне, за спинами жмайтских и аукпггайтских солдат.
— Огня!!! — надрывался Войнилович, очертя голову бросаясь вперед.
Где там! Никто не мог перезарядить мушкета, даже вытащить шомпол или достать пороховницу не было времени.
— Наперад! Смерць нярускай схізме! Не адыходзім! Дапаможа нам Бог! — кричал, размахивая саблей, Войнилович, бегущий вперед, увлекая за собой солдат своих и Паца. В этот момент все понимали, что отступать нельзя: показывать врагу спины — значит понести еще более страшные потери. И солдаты, пригибаясь от свистевших повсюду оловянных пуль, бежали в атаку навстречу задымленным от пальбы зданиям. Бежали, не в состоянии ответить хотя бы одним выстрелом.
Фьють-фьють! — свистели жадные до расправы пули над головами, у виска, мимо лица, попадая в грудь, в живот, в руки, в ноги… Литвины, жмайты и аукштайты бежали, бежали что есть мочи вперед, теряя раз за разом своих людей, чьих-то сыновей, мужей, братьев, отцов…
— Смерць схізме! Наперад! — кричал Войнилович, видя, как некоторые солдаты, пригнувшись, останавливаются. — Не спыняемся! Рухаемся наперад! Толькі наперад! Божа з намі, браты!
Солдаты, подбадриваемые криками своего храброго полковника, вновь бросались вперед. Кто-то падал, кто-то продолжал бежать, держа перед лицом мушкет, заслоняя себя от пуль.
— Наперад! Нельга адыходзіць! Нельга! Нельга! — кричал до хрипа Войнилович, понимая, что от его крика зависит все: мужество его солдат, успех всей его атаки, успех всего боя, а может, и успех всей войны.
Наперад…
Вперед и вперед бежали солдаты в серых зипунах под бело-красно-белым стягом, под хоругвью Погони, под жмайтскими стягами с изображением Колюмнов и Локиса. Вот упал один стяг, упал второй, кто-то тут же подхватывал их, вновь падал, вновь кто-то подымал с земли упавшие хоругви, и солдаты вновь бежали к изрыгавшим дым и пламя будынкам… Московиты лихорадочно перезаряжались, в полной панике, видя, что никакие ядра и пули не могут остановить бегущих на них разъяренных людей.
— Простите!!! — хрипел сорвавшимся голосом где-то сзади Войнилович, стоя на коленях, с окровавленной рукой — полковнику ядром оторвало левую кисть руки… Уже четверть роты полегло перед стреляющим зданием, но солдаты не о станавливались.
— Руби-и-и-и-и-и!!!! — грянул нестройный мощный хор. С криками литвины и жмайты ворвались во вражеские укрепления, зазвенела сталь, зазвучали новые выстрелы, глухо били по телу приклады, слышались ругань и крики на русском, жмайтском, мордовском, татарском… Войнилович с простреленной ногой упал, пополз вперед, лихорадочно отталкиваясь от земли здоровой рукой и коленями, приподнялся, бешено вглядываясь в туман порохового дыма, окутавшего полуразрушенные здания поместья. Слыша, как его солдаты с криками врываются в разбитые двери и окна зданий, не имея возможности примкнуть к своим людям, полковник плакал.