Чем ближе было 26 октября — двадцатилетие Михала Радзивилла — тем больше молодой несвижский князь понимал, что в этом году ему не устроить бурной веселой вечеринки, как на восемнадцать лет. К тому же не будет его тайной любви, нежной и юной Анны Марии Радзивилл. Она, однако, не забыла круглой даты своего «милого дружка» и отписала поздравление.
«Увы, не смогу лично поцеловать твою щечку и сказать: «С днем рождения, Михал», мы с матерью уезжаем в Пруссию. Так решил отец для нашей безопасности. Сам он с твоим другом Кмитичем собирается в Тикотинский замок, где укроется от многочисленных врагов, кои прибавились и в собственном стане. Печально, но Сапега с Гонсевским объявили отца чуть ли не врагом и предателем номер один. Вот так, не московцы, а мой отец, оказывается, враг для Сапеги. Права мама, Сапега метит на пост Великого гетмана. И это и есть его война. Весь мир сошел с ума! Храни тебя Бог, Михал. Хоть ты не забывай моего отца!»
Михал едва не разрыдался. Ему было жаль Аннусю, жаль своего кузена, и он решил немедля пойти на выручку Великому гетману. Но уже через два дня Михалу принесли еще два письма прусской почтовой линии. Одно вновь от Яна Казимира, а второе… тут глаза Михала округлились от удивления — от аббата Ченстоховского монастыря Ясны Гуры Августина Кордецкого, которого он видел лишь раз в жизни, семь лет назад. И этот Святой отец, хозяин самого знаменитого монастыря всей Речи Посполитой, да и не только Речи Посполитой, помнил его день рождения! И не забыл поздравить! Это было так трогательно! Увы, после поздравлений своего «милого хлопака» аббат сообщал невеселые новости.
«29 сентября в Гродно московцами разбит Потоцкий, 3 октября разбит полковник Войнич, а вчера, 17 октября, Стефан Чарнецкий сдал шведам Краков. А Краков, мой милый мальчик, в дне пути от Ченстохово! На монастырь, как докладывают верные мне люди, положил глаз немецкий генерал Бурхард Мюллер, печально знаменитый своим солдафонством. Немцы, шведы, чехи и другие наемники заполонили Польшу! Наш монастырь под угрозой захвата и осквернения главной христианской святыни. Я уже не раз писал королю Яну Казимиру. Он помочь не может, просил обратиться к тебе, мой милый мальчик. Может, окажешь услугу Божьей Матери и получишь вознаграждение небес? У нас пока лишь шестьдесят мушкетов на семьдесят монахов. Закупаю срочно солдат, пришло добровольно почти двадцать шляхтичей. В крепости также восемнадцать легких пушек есть от двух- до шестифунтовых, а также имеется дюжина двенадцатифунтовых пушек. Но тех, кто мог бы с ними обращаться, очень мало. Ты же известен тем, что даже собственную мастерскую по отлитию пушек имеешь в Несвиже. Твоя помощь будет самой весомой и самой благодарной для меня лично…»