— Ну, матушка Кумма, принимай сотонов!
А сам выпрыгнул из лодки, чтобы принять смерть отдельно от врагов. Река поглотила его, а в следующий миг обрушилась в водяную пропасть лодка. И предсмертные крики бандитов смешались с ревом водопада…
•
Девушка замолчала и стала подкладывать дрова в огонь. Я заметил, что все — даже те, которые вначале показались мне спящими, — внимательно слушали ее. То ли от волнения, то ли от близости огня лицо ее разрумянилось. Тоном, совсем непохожим на тот, каким рассказывала она свою старинную легенду, девушка сказала:
— Что же вы дверцу к печке не приладите? А еще шофера, мастера!
Девушка расстегнула лыжную куртку, под которой обнаружилась веселая, белая в красную горошинку блузка, сняла ушанку со светлых своих волос и, постепенно возвращаясь к прежнему тону, продолжала:
— Наутро — это, конечно, выдумка, но так уж старики сказывают, — наутро в том самом месте, где Кирилл Камаев свою смерть принял, появилась светлая скала. А внизу, под водопадом, — двенадцать черных камней. Не знаю, когда и как они появились там, но я эти камни сама видела. Да и каждый из вас, кто на Куммастрое будет, может их повидать: они до сих пор стоят. Один — большой, светлый — стоит посреди реки, над самым водопадом. Называют его у нас Кирилл-киви. По-русски это значит «Кирилл-камень». А внизу, действительно, торчат из воды двенадцать черных камней. Сотни лет моет их поток, а они по-прежнему черные, как нечистая совесть. И называются эти камни «Двенадцать сотонов».
•
Дверь из соседней комнаты приоткрылась, и оттуда раздался голос диспетчера:
— Кому на Петрозаводск? Машины на Петрозаводск отправляю. Есть кто-нибудь?
— Ну! — крикнула рассказчица. — Есть, есть! Сейчас.
Как многие в Карелии, она говорила «ну» вместо «да».
Она торопливо застегнула куртку, надела ушанку. Один из шоферов подал ей пальтишко и с явным сожалением спросил (хотя об этом можно было уже и не спрашивать):
— Уезжаете?
— Пора. И так три часа машину ожидала. Счастливо вам! До свидания!
Подхватив одной рукой чемоданчик, на котором сидела, а другой — вещевой мешок, девушка выбежала из дежурки.
Косарский сел на нарах, отыскал в полушубке папиросы, потом встал, нашарил на полу щепку, достал ею из печки огонька и прикурил. Когда он снова лёг рядом со мной на примятый лапник, я спросил:
— Вы спали?
— Нет. Ольгу слушал.
— Вы знаете эту девушку?
— Знаю. Вначале-то, как зашли, я ее не приметил. Ушанка, лыжные брюки в валенки заправлены — думал, что парень какой-то у печки сидит. А потом уж не хотелось рассказ прерывать. Оля Камаева на моем участке практику проходила, почти все лето работала.