– Как там наш приятель мистер Реддинг?
– Он вовсе не наш приятель, и он коллекционирует монеты. У него уже пять сотен сорок две.
Николас подавил смешок. Очевидно, Аннора удостоилась подробного рассказа о каждом экземпляре коллекции.
– Уж лучше монеты, чем минь… – Ник оборвал себя, тем не менее живо представляя себе притязания милейшей тетушки.
Аннора закашлялась, догадавшись о рифме, и быстро прижала к губам платок, едва не расплескав вино.
– Может быть, тебе помочь удалиться из-за стола? Могу предложить оправдание. Вполне вероятно, у тебя внезапно открылся рецидив сразившего еще в карете укачивания?
Николас рассмеялся и успокаивающе накрыл ее ладонь своей рукой. Ее идеи абсолютно неприменимы, но он оценил попытку.
– Я справлюсь с тетей. Мне не привыкать отклонять нежелательные предложения.
– Но ты мой жених! Это самое главное, – возмущенно заметила Аннора с искренним стремлением его защитить. Ник был тронут. – Она делает непристойные предложения будущему мужу своей племянницы. Прямо за обеденным столом. Неслыханно!
– А что, лучше выслушивать подобные предложения в летнем домике? – поддразнил Николас.
– Я не об этом. Ей вообще не следовало делать подобное!
Аннора была прелестна в праведном гневе. Щеки порозовели, глаза горели огнем. Когда в последний раз кто-нибудь вставал на его сторону, вступался за него? Да, Ченнингу порой случалось это делать. Он всегда пытался оказать посильное влияние, чтобы помочь, как в случае с Берроузом. Но это бизнес. А женщина? Когда она проявляла хоть какую-нибудь заинтересованность в его благополучии, не имея в виду физическое удовольствие, которое, как предполагалось, он должен был ей доставить?
Подали жаркое, и ему пришлось вернуться к прежней собеседнице, которая уже поглаживала его ногу носком бальной туфельки. Оставалось лишь терпеть ее авансы, не рискуя нажить себе врага. Она оказалась весьма разговорчивой кокеткой, причем в ее речах постепенно начала прослеживаться определенная логика. Джорджина хотела, чтобы Николас больше узнал о ее племяннице. Однако то, что именно она желала ему сообщить, было по меньшей мере странным. Его вниманию предложили не стандартный набор историй и побасенок, которым обычно потчуют нового в семье человека родственники и родители о разбитых коленках и детских шалостях. Нет, тетушка рассказывала нечто совершенно иное, злобное и завистливое, несмотря на легкость, с которой вела повествование.
С какой стати любящая тетушка будет злословить по поводу племянницы, которой наконец-то удалось почти добиться заключения брака в высшей степени респектабельного, соответствующего всем принятым в их кругу стандартам? Напротив, тетя Джорджина и дядя Эндрю должны бы пребывать на седьмом небе от счастья. Конечно, Ник понимал: Джорджина могла испытывать недовольство от внезапности событий, особенно после всех своих усилий, приложенных ради того, чтобы разыскать непутевой родственнице подходящего жениха. Однако разочарование все же не должно было скатываться до уровня столь злостных измышлений и откровенной клеветы, особенно если учесть, что этот брак сохранит деньги в семье. Даже самой эгоистично настроенной тетушке грех жаловаться!