Небо по-прежнему было затянуто тучами. То здесь, то там сквозь облака пробивались лучи солнца, будто солнце старалось вырваться из плена облаков. Погода, кажется, над нами издевалась. Но мы плыли дальше; трое из нас пытались совладать со штурвалом, остальные цеплялись за снасти, будто бы пытались управлять огромным воздушным змеем. Мы отчаянно пытались держаться впереди шторма. Замедлить ход означало бы поражение. Поражение означало бы смерть.
Но мы не погибли. Не в тот день. За нашими спинами флот разнесло в щепки в порту, уцелели лишь мы. Освобожденные пленники и люди, которые у нас были — та еще команда, если честно — присягнули на верность мне и Адевале и согласились, что мы должны отправиться прямиком в Нассау. Наконец-то я плыл в Нассау. Наконец-то я увижу Эдварда и Бенджамина и воссоединюсь с пиратской республикой, по которой я так скучал.
Я с нетерпением ждал момента, когда смогу показать им свой корабль. Свой новый корабль. "Галку".
— Ты назвал свой бриг именем птицы?
На любого другого я бы наставил пистолет или, может, извлек скрытый клинок и заставил взять свои слова обратно. Но это был Эдвард Тэтч. Еще не Черная Борода, о нет. Он еще не отпустил растительность на лице, которая даст ему более известное имя, но уже обладал дерзостью, которая была его отличительным признаком в такой же степени, как и зажженные фитили, которые он вдевал в заплетенную бороду.
Там был и Бенджамин. Он сидел с Эдвардом под парусиновым навесом "Старой Эвери" — таверны на холме, сверху взиравшей на порт, одно из моих любимейших мест во всем мире и первый порт захода по прибытии в Нассау — Нассау, который едва ли изменился: распростертый голубой океан за гаванью, пойманные корабли, мусорившие берега, с английскими флагами на мачтах, пальмы, хижины. Огромный форт Нассау возвышался над нами, с флагом, на котором изображался череп, развевавшийся на бризе с востока. Я солгал. Он изменился. Он стал более шумным, нежели прежде. Примерно девять сотен мужчин и женщин расположились в этом месте, как я узнал, и семь сотен из них были пиратами.
Эдвард и Бенджамин планировали налеты и пили, пили и планировали налеты, один черт.
Неподалеку в одиночку сидел еще один пират, которого звали Джеймсом Киддом. Поговаривали, что он был сыном Уильяма Кидда. Но пока мое внимание было сконцентрировано на моих прежних товарищах — оба встали, чтобы поприветствовать меня. Здесь не было места формальностям, никто не настаивал на вежливости и приличиях, которые сковывали остальной мир. Нет, меня поприветствовали, как подобало пиратам — крепкими медвежьими объятиями Бенджамина и Эдварда, карой Багамских островов, но на самом деле они скорее были мягкими старыми медведями, у которых проступили слезы радости на глазах при виде старого друга.