Потом, будто нехотя, попросил прикинуть план работы по «имитации восстания». Но план этот не взял: пусть профессор думает, что Бокий о нем забыл.
Восстание заключенных организовали в Забайкалье. Там лагеря изобиловали «местным материалом» — бывшими колчаковцами и белогвардейцами. Хотя какие уж там «колчаковцы»! Крестьяне, взявшие в руки оружие, чтобы защитить свой дом, семью, хозяйство. Но, если таким образом рассуждать, виноватых вообще не найти…
Главная же цель «опыта» заключалась в том, чтобы сменить лагерное начальство: очень уж укрепился товарищ Ягода в последнее время — баланс нарушается.
Известие о восстании каким-то образом все-таки связали с необычным поведением уголовников из «эксперимента» Росохватского. Профессора поместили в карцер, допрашивали, но он занял круговую оборону, повторяя то, что «пело» само лагерное руководство месяц назад: «Поведение уголовников, вставших на путь перевоспитания, основано на правильной методике работы с ними». Так что предъявить что-то конкретное ему так и не смогли.
Еще дней через десять появился Маслов, молча снял Гордея с работы, вернул в лабораторный корпус. Ночь Ро-сохватский провел с той же симпатичной женщиной из обслуги, а утром Маслов приказал собрать все материалы исследований, переодеться в гражданское платье — и увез его в Ленинград.
Там профессора уже ждала любимая жена и не менее любимая работа. Не институт, конечно, но большая лаборатория, подчинявшаяся лично товарищу Бокию Глебу Ивановичу. И отказа ни в чем Росохватский не знал.
А Бокию надо было спешить. Нехорошо все-таки получилось с Туманом Цыбикжаповым, но тот сам виноват. Ведь просили ж по-человечески: отдай ты эту старинную вещицу, тебе она все равно не понадобится! Отдал бы — жил до сих пор. А так что? Ни себе, ни людям.
Ну, ничего, если у Росохватского все пойдет так же, как прежде, может, и сотворит профессор что-нибудь совершенно новое взамен утраченного…
— Вот такая история, друг мой, Игорь. Все остальное обдумывайте сами, — закончил рассказ Льгов и посмотрел на часы.
— Что тут «обдумывать», когда так много прорех? — усмехнулся Корсаков. — Обдумывать — это от слова «ум», а умы бывают трех родов: один все постигает сам; другой может понять то, что постиг и объяснил ему ум первого типа, а третий только отдает команды частям тела, но сам ничего не постигает и постигнутого другим понять не может.
— Извините, но третьего рода — это не ум, а мозг как анатомический элемент. И не кокетничайте попусту, — попросил Льгов. — А сейчас вот что…
И, к немалому удивлению Корсакова, гость начал излагать, как по писаному, план хитроумной операции.