— Но как же все-таки быть с письмом? — удивился Варгин. — Ведь утром оно должно быть доставлено Марии Марковне. Нельзя держать его у нас так долго. Это может показаться подозрительным Гаевому, так как он, наверное, знает, сколько времени идут к нам письма из области.
— Оно и будет доставлено Марии Марковне завтра утром, — спокойно заметил майор, еще раз пробегая глазами сообщение полковника Муратова.
— Без расшифровки?
— Нет, мы расшифруем его.
— Кто же сделает это, если я буду спать? — Варгин устало потер ладонью лоб, на котором резче обозначились две глубокие морщины.
— Вы же.
Капитан удивленно посмотрел на Булавина:
— Да, кажется, я в самом деле заработался — ничего понять не могу.
— Попробую вам помочь, — улыбнулся Булавин. — Только что получил очень важное сообщение от полковника Муратова. Ему удалось выяснить, что адресат Марии Марковны — ее родная сестра, но к вражеской агентуре она не имеет никакого отношения.
— Так в чем же дело?
— А вы не перебивайте и слушайте дальше. Сестра Марии Марковны, Глафира Марковна Добрякова, престарелая вдова, действительно живет в собственном доме с замужними дочерьми и внучками, как и сообщил нам об этом Семен Алехин. К тому же почти ежедневно навещают ее многочисленные племянники и племянницы. Нет сомнения, что кто-то из них является вражеским агентом.
— Какой же вывод следует из всего этого? — спросил Варгин, предлагая майору папиросы.
Булавин хотел было отказаться, но махнул рукой и жадно закурил.
— Вывод, по-моему, такой, — ответил он, с удовольствием попыхивая сизоватым дымком. — Вражеские агенты очень осторожны. Сами они не ведут никакой переписки, но паразитически пользуются перепиской двух старушек.
— Как Гаевой использует письма Марии Марковны, нам теперь известно, — задумчив заметил капитан, — но как ухитряется делать то же агент, с которым Гаевой ведет переписку?
— А мне кажется, что нетрудно сообразить и это.
Вы же знаете, что письмо Глафиры Добряковой написано той же рукой, что и адрес на конверте. Значит, к тексту письма шпион вряд ли имеет отношение.
— А почему бы не предположить, что и письмо и адрес на конверте написаны кем-нибудь по просьбе Глафиры Добряковой?
— Это предположение отпадает, — возразил Булавин: — по снимку письма Глафиры Марковны, отосланному полковнику Муратову, удалось точно установить, что написано оно лично Добряковой. И наиболее вероятным будет допустить, что шпион мог получить письмо Глафиры Марковны под предлогом оказания ей любезности. To-есть попросту предложил снести его на почту или опустить в почтовый ящик (кстати, полковнику Муратову достоверно известно, что старушка Добрякова почти не выходит из дому). Получив же письмо в руки, шпион без труда мог сделать на нем незаметную шифрованную запись. Я полагаю, что секрет скорее всего где-нибудь на конверте.