Участок тоннеля, ставший полем боя, усеивали куски плоти, которые подбирали и доедали гули, передвигавшиеся на четвереньках. Но не было ни одной капли крови.
Джо вёл Яну и Артёма за плечи, иначе они бы падали на каждом шагу, спотыкаясь: они не могли оторвать глаз от оборотней-трупоедов и шпалы под ногами не замечали.
— Да вот же они, птенчики, — вдруг услышали они тот же женский голос, с интонациями уже не яростными, а ласковыми, но почему-то столь же пугающими. Руки, крепче, чем у Джо, развернули их вокруг оси. Перед ними стояла бабулька. Юбка, кофта, платочек. Полная, ростом метра полтора. Из-под платочка торчали седые кудри. И рога. Не рудиментарные. Не менее двух метров длиной. Почти прямые, изогнутые только у самых острых концов. Покрытые ошмётками гнилой плоти. Кончик левого рога украшал мутный глаз с пучком сосудов.
— Мама, — представил старушку с рогами Джо, в лице которого мгновенно появилось что-то детское.
— Азалия, можете звать меня бабушка Аза. Только никаких шуток насчёт чёртовой бабушки, — хихикнула она, — надоели они мне ещё полтыщи лет назад. Ой, да что ж вы такие худенькие, птенчики! Бобчик, Бенечка, вы кормили своих клиентов, они же у вас голодные?! Ничего-ничего, у меня с собой прянички есть.
Из висящей на сгибе локтя сумки из зелёного кожзаменителя, местами покрытого чем-то коричневым и тёмно-красным, Азалия извлекла пакет с пряниками и разорвала упаковку. В него тут же упал глаз с её рога.
Артёма и Яну синхронно стошнило.
После того, как случайники были вытерты салфетками, извлечёнными из той же сумки, и ещё раз вытерты после того как не перенесли предложения сгонять кого-нибудь из «этих гулечек» наверх за гамбургерами, им были представлены прочие члены чёртовой семейки, без чего, как бы Бобчик не торопился, уезжать было решительно невозможно.
К ним поочерёдно подошли: Мэлвин, можно Мэл, Верджил, можно Джил, Митчелл, можно Мит, Дэлрой, можно Дэл.
Внешне от уже знакомых трёх чертей братья отличались мало, и в родстве сомневаться не приходилось.
— Бабушка Аз… Азалия, а почему… ну, такие имена? — решилась спросить Яна, но не решилась назвать чертовку Азой. При такой-то разнице в возрасте.
— Так я же работать начинала переводчицей, в Кукуйской слободе ещё, у Ивана Грозного. Ох, Ваня, Ваня, — покачала рогами чёртова мама. — Ну и молодые мы были, до всего иностранного охочие, вот и назвала балбесов моих басурманскими именами. Вроде как модно и красиво. Потом Ваня сам же Кукуй наш спьяну пожёг, когда с Европой через Польшу поссорился и опричнину завёл. Но после Бориски Годунова Немецкую слободу заново отстроили. И Петенька туда часто наезжал, а он страсть как любил всё иноземное.