Отвратительно, когда о тебе думают совсем не то, что есть на самом деле. Еще отвратительнее доказывать, что ты не верблюд. Поэтому ни в какую ванную она не пойдет, а сразу же, грязная и в мокром платье, поедет в Москву. Пусть Аксенов сейчас же отвезет ее домой!
Причем сам, как обещал.
Ира решительно распахнула дверь, в которую ушел Аксенов, и остановилась на пороге, привыкая к переходу от освещенного холла к темной комнате, которая оказалась спальней. Аксенов сидел на широченной кровати, примостившись с краешку и опустив голову. От неожиданности и резкости ее появления он вздрогнул. А Ира вдруг поняла, что не знает, как его зовут. Тогда, в командировке, конечно, знала, но теперь забыла и за весь этот вечер ни разу никак его не назвала. Не скажешь же – товарищ Аксенов, или господин Аксенов, или гражданин Аксенов… Пока в неловкой паузе она думала, как к нему обратиться, он встал, медленно сделал ей навстречу несколько шагов и сказал:
– Останься. – И чуть погодя добавил:
– Пожалуйста!
Если бы он сказал что-нибудь вроде «ты мне безумно нравишься», или «я тебя хочу», или, что еще пошлее, «ты просто прелесть»… Если бы он не прибавил это «пожалуйста», которое обрело свой первоначальный смысл и звучало как «пожалей меня»… Если бы он нетерпеливо полез ее ощупывать, словно экспонат в школьном кабинете биологии, как это обычно делают мужчины при случайном знакомстве… Если бы он сделал хоть что-нибудь из этого «джентльменского набора», Ира немедленно развернулась бы и ушла. Прямо так, в темноту, пешком. Но он просто попросил: «Останься. Пожалуйста!» – и просто стоял и ждал. Но то, как он ждал, заставило ее самую малость, едва уловимо качнуться ему навстречу на своих злополучных каблуках, и этого оказалось достаточно, чтобы он сделал резкий выдох и сильно, очень сильно и очень быстро, прижал ее к себе.
– Ирка… – шепнул он, скользнул ладонью к ее затылку, откинул назад ее голову и заглянул в глаза.
Она не могла ответить его именем, а потому закрыла глаза и ответила поцелуем.
Хуже нет просыпаться не дома. Ира даже у Ленки не оставалась ночевать и к маме из-за этого ездила очень редко. Видимо, потому, что в детстве слишком часто меняла обстановку – то у бабушки, то у родителей – и с трудом понимала, где же ее дом. И в это утро, проснувшись, она довольно долго лежала с закрытыми глазами вовсе не потому, что жалела о случившемся. Собственно, ничего особенного не случилось – нормальный, можно сказать, рядовой, секс между нормальным мужчиной и нормальной женщиной. Она долго не открывала глаза, потому что не хотела рассматривать чужие обои и искать туалет в чужом доме. Но надеяться, что чем дольше пролежишь с закрытыми глазами, тем больше шансов открыть их в собственной квартире, не приходилось.