— Сын мой, Нокер-джан! Мальчик мой! Увял ты, не успев расцвесть!..
Чапан тети Дурсун сполз с ее седой головы и упал на землю. Лицо посинело. Со всех сторон сбегались соседки. С громким плачем они повели Дурсун в кибитку.
Услышав крики, Анкар-ага со своими гостями сразу же вышел на улицу. По обычаю, он должен был мужским словом утешить женщин, а если они не затихнут, прикрикнуть на них. Он не сделал ни того, ни другого, вернулся в кибитку, подошел к фотографии Нокера, которую давеча показывал гостям, и стал перед ней, упершись руками в стену.
— Дитя мое! Ягненочек мой! Родной мой Нокер-джан! — доносилось из соседней кибитки. Постепенно крик затих, и послышалось причитание, негромкое, ласковое, как колыбельная песня.
Анкар-ага сел на кошму и обхватил голову руками.
— Не годится так, Анкар-бай, — сурово заметил Нунна-пальван, — ты ведь не женщина.
Старик опустил руки. Не тоска, а умное, злое раздумье было в его глазах. Он — хозяин, глава семьи, которой сейчас трудно.
Голоса в соседней кибитке смолкли, женщины начали расходиться. Доносились лишь тихие стоны Дурсун.
— Сколько же ему?.. — негромко спросил Нунна-пальван.
— Восемнадцать. Женить не успел, — виновато ответил Анкар. — Вот как получилось…
— Пусть эта жертва будет последней! — торжественно произнес Джапар-ага. — Пошли тебе бог еще сына!
— Куда уж!.. Годы не те. Хоть бы старших бог сохранил…
— Он сохранит! Как же! — с нескрываемой злостью воскликнул Нунна-пальван. — Не слышит он наших слез, не жалеет. Мальчика восемнадцатилетнего не пожалел! Нет уж, видно, плоха на него надежда… Ну как, — обратился он вдруг к чабану, — поможешь Копека поймать?
Тот съежился под требовательным взглядом.
— Ты уж сам… Только поосторожней!..
Нунна-пальван в гневе отвернулся от него.
Анкар-ага вышел проводить гостей. Звезд не было, плыли серые облака. Луна, выглянув из-за них, снова скрылась, и вокруг было темно, даже в правлении не горел свет. Дул влажный западный ветер. На другом конце села брехала собака. Анкар-ага простился с гостями и пошел к жене.
Из села, где он гостил, Нунна-пальван направился прямо в райисполком. Выглядел он внушительно: поверх халата, подпоясанного широким солдатским ремнем с медной пряжкой, был надет чекмень из верблюжьей шерсти. В этих грозных доспехах Нунна-пальван казался моложе, статней. И главное, чувствовал себя уверенно.
В приемной председателя, возле обшитой кошмою двери, сидела за машинкой молодая женщина с пушистыми волосами.
— Драссы! — по-русски поздоровался Нунна-пальван, когда она вопросительно подняла на него большие голубые глаза. Секретарша улыбнулась. — Санджар Политик здесь?