— Анкар-ага идет рыть могилу!
И мужчины поднимались, брали лопаты и присоединялись к идущим. Когда, перед кладбищем, Анкар-ага остановился, за ним стояла уже целая толпа.
Поминальный обед устроили в кибитке умершей, зарезав одну из ее коз. Ели шурпу, пили чай, говорили добрые слова о покойной. Когда расходились, Анкар-ага наказал соседке Дурдыгюль получше присматривать за козами — покойница будто специально держала их для поминок по себе: на первый день, на седьмой и на сороковины.
После ранения приехал в отпуск Вейис, муж Гыджи.
В худощавом солдате с запавшими усталыми глазами, с рукой на черной косынке трудно было узнать толстого, сытого Вейиса.
Единственный сын тети Шекер, Вейис рос баловнем. Мать женила его рано, высватав невесту, какую он хотел. Самой ей Гыджа не нравилась, но для сына она была на все готова. Когда Сазак предложил отправить Вейиса в пески пастухом, тетя Шекер наотрез отказалась. Ни за что, заявила она: ее сын поедет в Ашхабад учиться. Сазак согласился, он даже оробел немножко: из нашего села никто еще до той поры не уезжал на учебу в Ашхабад. Вейис и вправду уехал, а через два года вернулся ветфельдшером.
Теперь на его толстом лице, кроме сытости и довольства, проглядывала еще и важность — он считал себя ученым человеком. В кибитке у них появились стол и два стула. Ел Вейис за столом и жену сажал рядом с собой, а мать подавала. Такие правила, говорил он, заведены в столице у всех настоящих начальников. Сам он, кажется, тоже готовился стать начальником. Это я знаю потому, что однажды слышал, как он размышлял вслух. После Вейис сказал, что это он зубрил доклад — каждый ответственный работник должен прежде всего научиться делать доклады.
На фронте ему, видимо, не пригодилось это умение, там требовалось многое, о чем он и понятия не имел. Так или иначе, осенью 1941 года Вейис приехал в село другим человеком.
Весь первый вечер он рассказывал про войну, про госпиталь, про единственного пленного, которого ему довелось увидеть, а больше всего — о бомбежке, во время которой его ранило осколком.
Гыджа, устав подавать бесконечные чайники, села наконец возле Кейик, не отрывавшей от нее изучающего взгляда. Всем своим видом Гыджа давала понять, что не намерена больше ухаживать за гостями. Тетя Шекер, измученная радостными переживаниями, дремала, не в силах даже слушать сына. Пора было уходить.
Мы вышли из кибитки вместе с Кейик. Гыджа вызвалась проводить ее.
— А какой у тебя, оказывается, умный муж… — задумчиво сказала Кейик. — Как рассказывает!..