– Ясное дело! От кого же еще! – очень обрадовался такому повороту дела Колька.
– А они тоже... заговоренные?
– А у кого еще заговоренные? – ловко выкрутился Брыкун.
– Я хотела сказать, что прабабки обычно украшения заговаривают, – Яна испытующе посмотрела на Кольку. – Твоя бабка тоже это умела делать?
– А то как же, – не очень уверенно ответил Брыкун.
– Ну и на что же они у тебя заговоренные?
– Ясное дело на что – на любовь, – Колька вдруг догадался, куда гнет Яна. Потом вспомнил про Витькино кольцо и добавил: – И еще немного на власть и победу.
– Вот и забери их! – Яна придвинула к нему тетрадь с серьгами. – Мне не нужны ни твоя любовь, ни твое золото.
– Брезгуешь, значит, Графиня! – У Кольки от унижения побелел кончик носа. – А от него взяла бы?
– От кого?
– От графчика своего, Шереметьева!
– Что ты несешь, Колька? – испугалась Яна. – При чем тут Витька?
– При том! Убью его! Вот увидишь!
– С ума сошел! Не вздумай! В тюрьму сядешь!
– Лучше в тюрьму, чем так! Говори, любишь его? Любишь?
Яна молчала.
– А-а-а-а... молчишь! Любишь, значит... Ну ничего... – Колька с шумом втянул в себя воздух, взял в руку серьги, сунул их почти в нос Яне и проревел: – Последний раз спрашиваю, возьмешь серьги?
Она отрицательно помотала головой.
– Э-э-э-х! – Колька с силой швырнул их в стену и вылетел из квартиры Кузнецовой.
Испуганная Яна опустилась на стул и увидела перед собой на полу блестящий осколок. Она подняла его и поднесла к глазам. Нет, не осколок... это камень, ограненный... Или стекляшка? Непохоже... Слишком красиво сверкает в свете люстры всеми своими многочисленными гранями! Почти как Витькин фамильный сапфир. Неужели и правда настоящий? Бриллиант?! Не может быть... Фианит, наверное...
Яна опустилась на пол и зашарила вокруг руками. Вскоре она поднялась с двумя серьгами в руках и еще двумя винно-красными прозрачными камнями. Серьги тяжелые. Не пластик... Действительно не Тайвань... По крайней мере, не рыночный... Неужели золото? Нет! Чересчур темное... А камни? Гранаты? Что еще может быть красным? А двух камешков не хватает, закатились куда-то. И застежка сломалась. Дурак Колька. Восемнадцатый век? Врут они все про восемнадцатый век... И Витька? Нет, Витька не может врать. Колька наверняка что-нибудь такое слышал про шереметьевский сапфир и решил тоже закосить под графа. Думает, что она, Яна, его за это полюбит. Не полюбит.
Она вспомнила, как Брыкун кричал про Витьку: «Говори, любишь его?», а она промолчала. Почему? Она влюблена в Князева, и от Шереметьева с чистой совестью вполне можно было бы отречься, чтобы зря Брыкуна не раздражать. Почему же она промолчала? Ладно, об этом она подумает потом... Сейчас надо решить, что делать с серьгами. Вдруг они и правда ценные? А если Брыкун их украл... Что же делать? С кем-то надо посоветоваться... Может, с Танькой? Нет, лучше с Витькой. Конечно, лучше с ним!