Сперва все выглядело достаточно невинно. Я никогда не забуду те мрачные пасмурные дни, постоянный туман и вечную серую пелену дождя. Хотя я неизменно каждым вечером оставляла туфли сушиться у очага, они практически постоянно были мокрыми. На меня сыпались заказы. С Ирен мы практически не виделись, встречаясь лишь изредка и ненадолго, когда каждой из нас снова нужно было куда-то бежать. «Как корабли в Атлантическом океане», – шутила подруга.
Однажды в четверг, когда день клонился к вечеру, я сидела у камина и грела ноги, затянутые в мокрые чулки. Неожиданно в квартиру влетела Ирен. От нее тянуло влагой и холодом. Не снимая шляпы и перчаток, она швырнула свою незаменимую муфту так близко к огню, что она непременно вспыхнула бы, не успей я вовремя ее подхватить.
– Да пусть она хоть в пепел обратится, черт с ней! – вскричала Ирен. – Если дело выгорит, я еще десять таких же куплю! – Не в силах скрыть возбуждения, она принялась ходить по гостиной, пытаясь распутать узел на связке бумаг, которую принесла с собой.
– У тебя же сапожки мокрые, – всплеснула я руками, – их сушить надо! Садись давай, сейчас я тебе чайку…
– Да к черту этот чай! К черту сапожки! Теперь я буду носить лишь хрустальные туфельки!
Подруга кинулась к пианино и, устроившись за ним удобнее, положила руки на клавиши.
– Ирен, ты что, сошла с ума? – с ужасом спросила я, поднимаясь.
– Нет, мне просто повезло. Очень повезло. Ты посмотри, музыка, написанная рукой самого композитора. Слушай!
Она разложила листки с нотами и вскоре заиграла приятную живую мелодию.
– Миленько. Народные мотивы…
– Именно так, моя дорогая Нелл. А теперь попробуй догадаться, из какой страны композитор.
– Он не англичанин? Тогда… тогда, пожалуй, немец.
– Почти угадала. Давай посмотри слова песни…
Я подошла и, надев пенсне, наклонилась к нотам:
– Какой странный язык. Сплошные согласные. Если бы меня попросили набрать такой текст, я бы сошла с ума. Это не немецкий. И даже не голландский.
– Это чешский, – торжествующе заявила Ирен, хотя причина ее радости пока оставалась для меня загадкой.
– Чешский? И кому взбрело в голову писать песни на чешском?
– Мистеру Антонину Дворжаку, знаменитому чешскому композитору – вот кому. И я буду их петь. Ну, по крайней мере, одну из них.
– Но ты же не говоришь по-чешски.
– От меня и не требуется говорить на этом языке. Мне надо на нем петь.
– И как тебе удастся выговорить такое? Это же невозможно!
– Я нашла чешского скрипача, и он мне написал транскрипцию. Мне надо все выучить к воскресенью. Я выступаю на концерте в честь мистера Дворжака в квартире Генри Литтлтона