– И что это вы здесь, по-вашему, делаете? – раздался у него за спиной голос.
Он обернулся.
Карен шла к нему по террасе. В вечернем свете ее бледная кожа излучала сияние. Она была в длинном платье цвета сильно разбавленного аквамарина и не шла, а скользила, совсем как призрак.
– Тише! – прошипел он.
Стемнело уже так, что Карен его не признала.
– «Тише»? – возмутилась она с жаром, в котором не было ничего призрачного. – Выхожу, вижу, как неизвестно кто пялится в наши окна, и вы смеете говорить мне «тише»?
Из дома раздался лай.
Всерьез Карен сердится или просто валяет дурака, Харальд не разобрал.
– Нельзя, чтобы господин Даквитц знал, что я здесь! – быстро проговорил он.
– Вам стоит бояться полиции, а не моего отца!
Тут прибежал рыжий сеттер Тор защитить хозяйку от незваного гостя, и уж он-то сразу признал Харальда, лизнул ему руку.
– Вы не узнаете меня? Я Харальд Олафсен. Тот, что гостил здесь две недели назад.
– А! Буги-вуги! И что ты высматриваешь на нашей террасе? Неужто вернулся ограбить нас?
– Карен? – выглянул из стеклянных дверей господин Даквитц. – Кто-то пришел?
Харальд затаил дыхание. Если Карен выдаст его, все погибло. Карен после томительной паузы отозвалась:
– Все в порядке, папа. Это мой друг.
Господин Даквитц прищурился, пытаясь разглядеть, кто с ней, но не разглядел и, проворчав что-то, вернулся в дом.
– Спасибо, – выдохнул Харальд.
Карен уселась на низкий парапет и закурила.
– Пожалуйста, но за это ты должен объяснить мне, в чем дело.
Платье удивительно шло к ее зеленым глазам, сияющим так, будто подсвечены изнутри.
Харальд сел рядом.
– Поссорился с отцом и ушел из дому.
– Почему сюда?
Сама Карен в известной мере была тому причиной, но Харальд решил, что говорить об этом не стоит.
– Я нанялся к фермеру Нильсену – буду чинить его трактора и машины.
– Надо же, какой предприимчивый! А жить где будешь?
– Ну… в старом монастыре.
– Еще и нахал к тому же!
– Не без того.
– И конечно, ты привез с собой одеяла и прочее?
– Вообще-то нет.
– Ночью будет холодновато.
– Переживу.
– Ну-ну…
Она замолчала, покуривая и глядя на погружающийся в темноту сад. Харальд, не отрывая глаз, следил, как мерцают тени на ее лице. Всё вместе, взятое в сочетании: большой рот, чуточку кривоватый нос и шапка вьющихся волос – удивительным образом очаровывало. Но вот полные губы выпустили последнюю струйку дыма. Швырнув окурок в цветочную клумбу, Карен встала.
– Что ж, удачи! – проговорила она, вошла в дом и закрыла за собой стеклянную дверь.
«Однако… – обескураженно подумал Харальд. – Дай мне волю, я говорил бы с ней ночь напролет, а ей, и пяти минут не прошло, сделалось скучно. Да и в прошлый раз, когда я гостил здесь, она тоже то давала понять, что рада мне, то обдавала холодом, попеременно. Наверное, это игра, в которую она любит играть. Или так переменчивы ее чувства».