Вада избежала прямого ответа; вопрос Пьера заставил ее смутиться, она слегка покраснела. Но вокруг было такое множество исторических памятников и великолепных архитектурных ансамблей, что ими можно было бесконечно восхищаться, восклицая изумленно и радостно.
Должно быть, по распоряжению Пьера Вальмона экипаж повез их по улице Риволи на площадь Согласия.
Вода в фонтанах играла и взметалась высоко вверх, ловя последние отблески заходящего солнца.
На Елисейских полях они ехали мимо цветущих бело-розовых каштанов, их соцветия смотрелись, словно свечи на рождественской елке. Огромной высоты обелиск Луксор вырисовывался на фоне темного неба.
— А это площадь Революции, — проговорила Вада, едва переводя дыхание.
— Здесь в 1792 году гильотинировали Людовика XVI, который перед смертью сказал: «Я умираю не виновным! Пусть моя кровь прольется во имя счастья французского народа», — добавил к ее возгласу Пьер Вальмон.
Все выглядит так, подумала Вада, будто Пьер играет с ней в игру, которую она сама выбрала.
— А сколько людей здесь казнили?
— Более полутора тысяч, в том числе Марию-Антуанетту, мадам дю Барри, Дантона и Шарлотту Кордей.
— Как вы думаете, их души еще витают здесь?
— Нет, мы найдем их в более интересных местах.
— Каких же?
— В местах, которые я вам покажу, если вы еще некоторое время поживете в Париже.
Вада вздохнула. Как за одну неделю осуществить все, что хотелось, даже с помощью Пьера Вальмона?
В конце площади Согласия их экипаж свернул влево и покатил вдоль Сены, которая текла, словно расплавленное серебро, под бесчисленными мостами.
— Какое завораживающее зрелище! — восхищенно воскликнула Вада. — Может ли быть что-то более чудесное!
— Ничего, — согласился Пьер, не сводя глаз с девушки.
Неожиданно прямо перед ними, когда они пересекали Сену, забрезжила таинственная и мрачная красота собора Нотр-Дам.
— Еще со средних веков, — сказал Пьер, — поэты живут среди студентов на Левом берегу. Но так уж случилось: после того как барон Хауссманн прокатился по бульвару Святого Михаила через центр квартала, многие живописные старые улицы и дома были снесены.
— Но это же вандализм! — протестующе вскрикнула Вада.
— Мы тоже так считаем, — согласился Пьер. — Но ему не удалось уничтожить дух Латинского квартала. Он остался прежним — свободным, бунтарским, товарищеским и — вы скоро сами убедитесь — живым и веселым.
Дома тут были старые, улицы узкие.
Они подъехали к небольшому, ничем не примечательному ресторанчику, который, казалось, почти задавлен со всех сторон высокими соседними зданиями.
Внутри он выглядел совсем не так, как ожидала Вада.