— Все это так омерзительно, так ужасно! — в отчаянии воскликнула Вада.
— Дорогая, ну поверь мне, ведь я желаю тебе добра: ты не будешь счастлива в Америке, я в этом уверена.
— Мне нравится Америка, я люблю Америку, это моя родина, — произнесла Вада.
— И кроме американок, нет в мире других женщин, которые бы так легко приспосабливались к новым условиям, — сказала миссис Хольц. — У них необыкновенная способность адаптироваться, этого нет ни в одной другой стране.
— Я не желаю ни к чему приспосабливаться, — надув губы, произнесла Вада.
В ответ миссис Хольц промолчала, а ее дочь после короткой паузы сказала:
— Не могу представить, чтобы мой отец захотел выдать меня замуж за иностранца, тем более за англичанина.
— Вот тут ты не права, — ответила миссис Хольц. — Твой отец согласился, — а он всегда со мной соглашался, — что, когда ты станешь достаточно взрослой, мы вместе должны будем выбрать тебе мужа.
Вада сделала нетерпеливое движение, но прерывать не стала, и ее мать продолжила:
— Твой отец с самого начала знал, что его дочь не такая, как все дети. Вот почему ты воспитывалась в сельской тиши, вдали от газетных репортеров, вульгарности и крикливой рекламы, которые окружают детей других богатых родителей.
— Папа боялся, что меня могут похитить!
— Да, действительно, — согласилась миссис Хольц. — Могу сказать, что поэтому тебя никогда не фотографировали. И с тебя не писали портреты.
Миссис Хольц взглянула на дочь и чуть задумчиво добавила:
— Мне бы очень хотелось иметь твой большой портрет, который бы запечатлел тебя такой, какая ты сейчас. Пусть даже набросок, сделанный тем умным молодым человеком, чьи рисунки я обожаю. Как же его зовут?…
— Чарльз Дана Гибсон, — машинально ответила Вада.
— Да, да, Гибсон, — повторила миссис Хольц. — Я уверена, что тебя бы он удостоил такой чести. Ты как раз в духе его героинь — «Гибсонова девочка», как называют этот типаж.
Вздохнув, миссис Хольц продолжила:
— Твой отец никогда даже в мыслях не допускал, чтобы твои фото украшали популярные журналы или мерзкие дешевые газеты, которые продают на каждом углу.
— Думаю, он сам назначал редакторов многих газет, — сказала Вада.
— А почему бы и нет? Твой отец мог все; кроме того, он сам владел несколькими газетами. Во всяком случае, отсутствие шумной рекламы позволило тебе спокойно жить; я всеми силами ограждала тебя от пошлости, которая крутится рядом с американскими дебютантками.
— У меня нет никакого желания бывать на нью-йоркских балах или общаться с людьми, которые не хотят, чтобы я была среди них. — Вада произнесла это почти вызывающе.