Он взглянул на Ваду. При свете лампы девушка увидела в его глазах огонь — тот самый, что и в первый их вечер в этой студии. Но сейчас она все воспринимала иначе, и хотя он горел еще ярче, но страха, как прежде, она не испытывала. Такой же огонь владел и ею, стал частью ее самой, и Вада догадалась, что пламя, которое разжег в ней Пьер, — это пламя любви.
Сделав над собой усилие, он отвел глаза и надел на ее ножку легкую туфельку, оказавшуюся чуть великоватой. Поцеловал другую ножку и надел на нее левую туфельку. Затем встал и улыбнулся.
— А сейчас, моя дорогая, мы должны привести в порядок твою головку.
Вада неуверенно подняла руки к голове: она совсем забыла, что волосы растрепались. А они рассыпались по ее плечам, переливаясь при свете лампы, как на солнце, и опускались почти до талии.
— Мои шпильки и заколки! Наверное, они остались там же, где и одежда.
— Об этом я не подумал, — сказал Пьер, — и не хотел бы еще раз беспокоить мою знакомую.
— О нет, не надо этого делать! — взмолилась Вада.
Пьер направился к комоду.
— А что, если мы просто завяжем твои волосы лентой? Тебе очень пойдет.
Он открыл ящик и разворошил содержимое.
— Ты мне все еще не доверяешь, а у меня, как видишь, нет женских лент. Но один из моих галстуков может подойти…
Пьер вернулся к постели, держа в руках черный шелковый галстук. Он подобрал волосы Вады с плеч, перетянул их галстуком и завязал сзади мягкий бант.
— Ну вот, теперь ты выглядишь очень юной и привлекательной, — заметил он. — И мне бы хотелось написать твой портрет.
— Ты действительно будешь меня рисовать? — переспросила Вада.
— Когда-нибудь я нарисую тебя сто раз, — ответил Пьер и добавил:
— Мне больше нравится, когда твои волосы распущены по плечам, как было до этого.
Какие-то нотки в его голосе, словно идущем из глубины, заставили Валу слегка покраснеть.
Затем с той же стремительностью, как тогда, когда появился в часовне, приказав богохульникам стоять на месте и не двигаться, он встал и сказал:
— Я выйду на улицу и поищу экипаж. Постараюсь не задержаться: в этот час ночи они тут обычно бывают.
Не взглянув на девушку, Пьер вышел из студии, и она слышала, как он спускался по ступенькам вниз. Но ей не хотелось уезжать, она предпочла бы остаться в этой студии.
К чему расставаться и возвращаться в отель? Разве нельзя быть здесь, в его объятиях, и слушать слова о любви? Она вспомнила, как он целовал ее ноги, и ее охватило трепетное волнение. Кто еще, кроме него, мог быть таким страстным и одновременно нежным? Таким ласковым и в то же время — властным?