Эти примеры отчетливо демонстрируют идентичность специфической чумной реакции в социальной и в индивидуальной жизни. Эта идентичность полная. Диктатор, к примеру, отличается от матери, зараженной эмоциональной чумой, только тем, что его чумные реакции затрагивают не отдельного человека, а миллионы людей. Но механизм тот же самый. Поскольку человеческие массы не определяют свою социальную жизнь, структура характера диктатора, зараженного эмоциональной чумой, точно так же проявляется в миллионном масштабе, как характерная реакция чумной матери – в малом. Если, к примеру, диктатор, прежде чем стать политиком, учился в духовной семинарии, то можно быть уверенным в том, что с течением времени аскетическая идеология овладеет государственным законодательством, и совершенно не важно, какие социальные завоевания этому предшествовали.
Когда речь идет о личности правителя, то значение его индивидуального характера для всей социальной жизни огромно. Если, к примеру, подруга какого-нибудь короля – француженка, то можно быть уверенным, что в мировой войне страна, которой правит этот король, будет сражаться на стороне Франции против «заклятого врага» Германии. Если тот же самый король с той же самой подругой незадолго перед началом или в самом начале второй мировой войны лишатся своего королевства, а его наследник имеет какие-то личные связи с какой-то немецкой женщиной, то теперь та же самая страна будет воевать на стороне Германии, прежнего заклятого врага, против Франции, прежнего союзника.
Кто однажды возьмет на себя труд погрузиться в механизм эмоциональной чумы в государственной жизни, тот все больше будет приходить в состояние, похожее на острое замешательство. Возможно ли, звучит вопрос, чтобы учеба в семинарии политического диктатора или любовная связь короля определяли благополучие и страдания многих поколений миллионов людей? Заходит ли иррационализм в социальной жизни так далеко? Действительно ли возможно, чтобы миллионы трудолюбивых, взрослых людей этого не знали или даже отказывались это знать?
Эти вопросы кажутся странными лишь потому, что воздействия эмоциональной чумы слишком несуразны, чтобы воспринимать их как то, что действительно существует. Видимо, человеческий разум отказывается признать, что может возобладать подобная бессмыслица. Именно колоссальная нелогичность таких социальных условий и защищает их сильнее всего. Я прошу отнестись к этому противоречию колоссальности и невероятности эмоциональной чумы со всей серьезностью, которую оно заслуживает. Я глубоко убежден, что ни одно социальное зло не может быть стерто с лица земли до тех пор, пока общественное сознание отказывается признать тот факт, что неразумность действительно существует и она