Чувство вины в этом контексте – поздний продукт, результат конфликта между любовью и ненавистью по отношению к одному и тому же объекту; динамически чувство вины соответствует интенсивности сдержанной агрессии, что равносильно интенсивности сдерживающего страха.
Это выведение общей теоретической картины психических процессов из клиники неврозов, в частности мазохизма, в результате приводит к двум заключениям: 1) мазохизм, о чем свидетельствует также непосредственное наблюдение над детьми, представляет собой лишь очень поздний продукт развития. Обычно он редко встречается до третьего или четвертого года жизни и уже поэтому не может быть выражением первичного биологического влечения; 2) все феномены психической аппаратуры, из которых, как полагают, можно вывести влечение к смерти, следует разоблачать как признаки и последствия нарциссического (не мышечного) бегства от мира: самоповреждения являются выражением деструктивности, обращенной против собственной персоны; физическое разрушение, вызванное хроническими невротическими процессами, оказывается следствием хронических неполадок в сексуальной экономике, хронического воздействия неустраненных внутренних напряжений, имеющих физиологическую основу. Таким образом, оно является результатом хронического душевного недуга, объективно обусловленного, но субъективно нежелательного; сознательное стремление к смерти, покою, небытию («принцип нирваны») возникает только при условии сексуальной, в особенности генитальной, неудовлетворенности и безнадежности и является, следовательно, выражением окончательного смирения, бегства в ничто от ставшей исключительно неприятной реальности, это ничто благодаря примату либидо снова репрезентировано лишь как представление о другого рода либидинозной цели, как то: покоиться в материнской утробе, быть опекаемым и защищаемым матерью. Каждое направление либидо, противоположное внешнему миру, которое соответствует отступлению к собственному Я, словом, любое нарциссическое проявление регрессии, выдвигалось как доказательство существования влечения к смерти; и все же это не что иное, как реакция на реальную фрустрацию – вследствие нашего общественного устройства или прочих влияний внешнего мира – удовлетворения либидинозной потребности и утоления голода. Если эта реакция, несмотря на отсутствие реальных поводов в настоящем, полностью сформирована, то как раз в анализе мы имеем подходящий инструмент для доказательства того, что именно фрустрации либидо в раннем детском возрасте и вынудили сбежать из мира в собственное Я и создали психическую структуру, которая в дальнейшем делает человека неспособным пользоваться предлагаемыми миром возможностями получать удовольствие. Именно меланхолия, которую так любят привлекать для доказательства влечения к смерти, показывает со всей очевидностью, что склонность к самоубийству представляет собой грандиозную надстройку над фрустрированной и вследствие полного торможения генитальных функций фиксированной оральностью, затем – над особенно сильно выраженным, соответствующим этой ранней ступени и усиленным огромным застоем либидо деструктивным импульсом, который, будучи сдержанным и обращенным вспять, не