Красный монарх: Сталин и война (Монтефиоре) - страница 143

В четыре часа дня Большая тройка собралась на первое заседание. Участники встречи расселись в большом зале советского посольства, украшенном в тяжелом имперском стиле. В центре стоял специально сделанный по заказу Зарубиной круглый стол. Кресла были обтянуты полосатым шелком. Сталин расположился рядом с Молотовым и Павловым. Ворошилов обычно занимал место у него за спиной, во втором ряду. Сталин и Черчилль условились, что заседание будет вести Рузвельт.

– Как самый молодой! – пошутил американский президент.

– В наших руках сейчас находится судьба человечества, – торжественно провозгласил Уинстон Черчилль.

– История нас избаловала, – дополнил краткое выступление британского премьера Иосиф Виссарионович Сталин. – Она дала нам очень большую власть и огромные возможности. Давайте начнем работать.

Речь зашла об операции «Оверлорд», целью которой было вторжение союзников во Францию. Сталин сказал, что не ожидал обсуждения военных дел и поэтому не захватил с собой военных.

– Со мной только маршал Ворошилов! – грубо сказал он. – Надеюсь, он сгодится.

Тем не менее вождь полностью игнорировал присутствие Климента Ефремовича и решал все военные вопросы сам. Молодой британский переводчик, Хью Ланги, был шокирован тем, как Сталин обращался с Ворошиловым. «Как с собакой», – считал он.

Вождь настаивал на более ранней дате переправы через Ла-Манш. Затем неторопливо наполнил трубку. Черчилля доводы русского лидера, похоже, не убедили. Он заявил, что сначала лучше провести операцию в Средиземном море, поскольку можно использовать уже имеющиеся там войска.

Однако Рузвельт уже решил, что Второй фронт будет открыт на севере. Когда расстроенный британский премьер понял, что его перехитрили, Рузвельт весело подмигнул Сталину. Так между ними начали складываться странные отношения, похожие на флирт. Дружба с Рузвельтом значительно укрепила положение советского маршала как арбитра Большой тройки. Уинстон Черчилль общался со Сталиным гораздо откровеннее американского президента. По крайней мере, он не притворялся и оставался самим собой.

Сталин вел себя подчеркнуто вежливо с иностранцами и на удивление грубо со своими делегатами. Когда Болен подошел к нему сзади в самый разгар переговоров, он, не поворачиваясь, резко произнес, думая, что это кто-то из своих:

– Бога ради, дайте нам закончить работу!

Потом увидел, что это молодой американец, и смутился.

Тем же вечером Франклин Рузвельт устроил у себя ужин. Президентские повара приготовили стейки с печеным картофелем. Напитки Рузвельт взял на себя. Он собственноручно смешал коктейль из вермута, джина и льда и долго тряс шейкер. Иосиф Виссарионович сделал глоток и слегка поморщился: