И вдруг из темного, давящего вырастает буйная радость. Все, все!
— Лина Матвеевна, я, может быть, приду не скоро. Вы накроете детям ужин без меня. Волику можно дать сегодня котлетку. Вы слушаете меня? (Ей кажется, что или она, или другие внезапно оглохли.) Если будет просить еще, привлеките его симпатии к молочку. Я буду надеяться на вас. О, я вас так прошу.
Она протягивает ей руку. По лицу ее текут слезы.
— Мне больше не на кого положиться. Вы такая хорошая, добрая девушка. Вы не раскаетесь, что служите мне хорошо. Да, теперь, кажется, все готово и можно идти… Оставайтесь счастливо.
Поспешно она выходит на улицу.
Ах, достаточно этой игры! Кто говорит, что операция легка?
Всегда необходимо повернуть к тому или другому берегу. Говорят, что это жестоко. Жестоко легкомыслие и еще жестока глупость. Сознание и право не могут быть жестоки. Они могут быть только справедливы.
— Барыня, здесь я, здесь! — кричала Агния.
Она задыхалась от странного смеха. В лице ее было что-то разгульное, неприятное.
— Вот насмешили… Пристали здесь ко мне двое… А со мной есть паренек… Вот он дожидается там… Насилу отстали… А паренек этот хороший, надежный; отправить ли куда или еще что. Он хороший, секретный.
Варвара Михайловна брезгливо оглядывала фигуру понурого молодого человека в драповом пальто, стоявшего невдалеке.
— Подойди, Гаврюшка. Он парень хороший, секретный. Он для вас, барыня… Да ты подойди, не бойся. Мой деверь. По-нашему, выходит, мужнин брат. Ведь я, милая барыня, теперь замужем.
Она вздохнула.
— Девятнадцать лет, барыня… вот, а ходит без места. Что ты поделаешь? Ты кланяйся, дурак, барыне, проси. Барыня добрая. Она тебя на место определит. Барыня первейшая. Такой барыни поискать только.
— Што ж просить? — сказал парень грубо. — Они, небось, сами знают.
Он переступил ногами и переложил руки. Глаза его смотрели вбок, и в лице была обида.
Нет, это было не то, совсем не то. Это унизительно, преступно. Это надо самой. Раз чувствуешь, что смеешь, что за тобой моральное право. Иначе это — опять уступки, торговля с собой. Стараясь удержать начинающуюся дрожь в плечах, в руках, она зачем-то говорит:
— Хорошо, я попрошу мужа. Его можно устроить куда-нибудь швейцаром. Я это устрою. Я даю вам слово. Теперь он может идти. Мне нужно поговорить с вами.
— Ну, что ж ты стоишь? Отойди к сторонке.
Парень, усмехнувшись, поправил шапку и отошел, переваливаясь.
— Наплачешься тоже с ними, милая барыня, — говорила Агния.
— Вы, значит, замужем, Агния? — опять спрашивает она неизвестно зачем.
Теперь надо уйти, бежать. Ведь она же решила, что «это» надо самой…