Он начал читать с удовольствием, поигрывая резным ножом. В комнате было тихо. И хотя глаза слипались, но перспектива остаться в ночной тишине одному казалась очаровательною.
Варвара Михайловна подошла и обняла его за шею, прижавшись теплой и полной щекой к его щеке.
— Васючок, я не могу, чтобы ты сейчас читал. Сегодняшний вечер ты должен подарить мне. Не правда ли, ты это сделаешь, если я тебя попрошу?
Он знал, что в таких случаях наиболее благоразумным решением было покорно закрыть книгу. Он так и сделал. Но некоторое время сидел неподвижно, не отвечая на ласки жены.
Уже несколько раз и прежде он начинал думать о том, каким способом ему следовало бы начать бороться с невыносимым Варюшиным эгоизмом. Может быть, ему следовало бы, отложив на время в сторону все свои дела, самым серьезным образом заняться только исключительно Варюшей и своими отношениями с ней? Но для этого надо было сначала все же что-то обдумать и взвесить; а этого-то и не мог никак сделать его вечно занятый мозг.
И было тяжело и жаль. Тяжело потому, что надо было сказать любимому человеку, что он невыносимо навязчив. Жаль потому, что после этого из их непосредственных, близких отношений должен будет уйти навсегда аромат задушевности. Ведь это же ужасно и непоправимо — сказать любимому человеку:
— Я хочу, чтобы ты держалась по отношению ко мне так-то вот и так-то… была бы, например, деликатна, обходилась без двойной бухгалтерии…
Ведь этими словами всякая близость убивается в самом зародыше. Ах, как жаль, что близкие люди о многом не догадываются сами!
— Ну, что же ты, Котик, смотришь на меня, так надувшись? — сказала Варвара Михайловна, присаживаясь к мужу на колени. — У моего Котеньки сегодня мрачные мысли. Котенька думает: какая у меня дурная жена! У всех жены хорошие, а у одного Котеньки жена дурная. Не правда ли, Котенька думает так?
Она взяла его за густо обросший за последний месяц подбородок и поводила его несопротивляющуюся голову из стороны в сторону. При этом в глазах у нее был насмешливый вызов. Ну, пускай он рассердится! Она посмотрит, как он будет сердиться на нее.
— Вот какой мой Котенька!
— Почему я должен считать тебя за дурную? — сказал он, подчеркивая голосом и выражением лица, что не намерен с нею ссориться. — Ты только очень впечатлительна, и потому не всегда спокойно и трезво относишься к вещам.
Правда, это было не совсем так. Напротив, в Варюше было чересчур много практического смысла. Но не мог же он об этом ей сказать? И было неприятно видеть, как она нарочно сделала наивно-детские, спрашивающие глаза.