Она протянула ему руку для пожатия.
— Ты не доверяешь мне ни в чем? — спросила она грустно, потому что он машинально взял ее руку в свою и так молча ее держал.
— Я просто устал. Нам обоим нужно, прежде всего, лечь в постель и успокоиться.
Она крепко пожимала ему руку. Но он чувствовал, что она еще не сказала ему чего-то такого, что считала самым главным.
— Васючок, скажи мне откровенно: я не опоздала уже?.. Нет, нет, не сердись. Я ведь спрашиваю об этом без всякого раздражения и предвзятой мысли.
Он поморщился.
— К чему этот допрос?
— Это не допрос, Васючок. Милый! Пойми меня. Я так боюсь, что уже опоздала, и ты разлюбил меня. Скажи мне только эти три слова: «Все можно поправить».
— Ну, конечно, да.
— Поправить?
Она с тревогой смотрела на него.
— В этом, прости меня, Васючок, что-то безотрадное. Нет, ты мне скажи, просто, что мы по-прежнему любим друг друга. Да?
Глухо он сказал:
— Да.
Она печально посмотрела ему в глаза и медленно обняла за шею.
— Я буду верить, Васючок, что ты сказал мне правду, и только этим отныне буду жить.
На другое утро его разбудил звук отодвигаемой шторы.
— Пора! — услышал он ласковый голос Варюши.
Как всегда за последнее время, согнутая в крестце, она подошла к нему и села на край постели. Лицо ее было озабоченно-серьезно.
— Я не спала всю ночь, Васючок. Мне было очень неприятно думать, что между нами со вчерашнего вечера есть кто-то третий. Ты, вероятно, вчера говорил что-нибудь дурно обо мне Александру Васильевичу. Ты очень вчера поспешил, мой дорогой.
Она укоризненно дотронулась до его плеча.
— Я тебя не упрекаю, но мне хотелось бы как-нибудь устранить из нашей жизни это совершенно излишнее вмешательство.
Очевидно, она не спала давно, и ее мысли двигались уже в бодрственном состоянии.
«Она уехала», — вспомнил Петровский о Раисе Андреевне, и это было то самое значительное, которое сразу дало направление всем его мыслям. Он подумал, что должен сказать Варюше, что не говорил Курагину ничего такого особенного. Потом ему вспомнились слова Курагина о «Медицинском Обозревателе» и о том, что ему, наконец, необходимо съездить в редакцию этого журнала в Петроград, куда его уже давно усиленно вызывали для серьезных переговоров о внутренней реорганизации дела.
— Все это пустое, — сказал он, потягиваясь и радуясь той светлой утренней легкости, с которой говорил сейчас неправду. — Просто заехал вчера к нему дать выслушать свое сердце. Посидели и поговорили о наших делах. Говорили о «Медицинском Обозревателе».
Она печально посмотрела на него.
— Не надо, Васючок, продолжать говорить неправду. Ведь ты прислал ко мне Александра Васильевича.