Розе-Анне и Азарьюсу очень хотелось устроить свадьбу их старшей дочери как можно лучше. Азарьюс метался, стараясь получить деньги за несколько дней работы. «Сейчас не время скупиться — ведь такой случай!» — повторял он. И на сей раз Роза-Анна поддерживала его: «Правильно, Азарьюс, надо, чтобы у Флорентины был приличный гардероб». Они сделали все, что могли, и в день свадьбы Флорентина была одета хорошо — гораздо лучше, чем позволяли их средства. «Нельзя, чтобы Летурно считали, что она им не ровня, — самолюбиво думала Роза-Анна. — Эманюэль возьмет ее не в лохмотьях».
Она не спала всю ночь, дошивая шелковую нижнюю юбку, и теперь с замирающим от волнения сердцем ждала хоть какого-то слова, хоть какого-то взгляда Флорентины, который вознаградил бы ее, и главное, успокоил бы.
Перед тем как надеть платье, Флорентина встала и начала причесываться. В комнате почти не было мебели, но она вся была загромождена ящиками и картонками для переезда, и Флорентина выглядела среди них такой тоненькой, такой хрупкой, что всякая обида исчезла из сердца Розы-Анны.
Но какая холодная и непреклонная решимость замкнула уста Флорентины? Почему она не доверилась матери? После того как Эманюэль уедет и Флорентина вернется домой жить с ними, им, несомненно, удастся поговорить по душам. Однако не будет ли слишком поздно? Если Флорентине действительно нужна помощь, пожалуй, лучше было бы вмешаться именно сейчас.
Роза-Анна уже протянула было платье Флорентине, но заколебалась, словно не решаясь отдать его: ее пальцы неловко поглаживали и комкали ткань, в рассеянном взгляде чувствовалась неуверенность.
— А если тебе кажется, что ты ошиблась, — вдруг сказала она, — если ты идешь замуж против воли, если ты любишь кого-нибудь другого, так ведь еще не поздно. Нужно только сказать…
Вместо ответа Флорентина выхватила платье из рук матери.
— Дай я сама оденусь, — сказала она. — Я могу одеться без твоей помощи.
Нет, она не отступит от своего решения. Наконец-то ее жизнь определилась раз и навсегда. Это будет совсем не то, о чем она мечтала. Но все же это в тысячу раз лучше того, что могло с ней случиться. И, одеваясь, она очень спешила — спешила превратиться в новое существо, в другую Флорентину, которая будет готова встретить новую, неизвестную жизнь и, быть может, сумеет забыть ту Флорентину, какой она была прежде.
Она откинула голову и стала разглядывать себя сквозь полуопущенные ресницы. Как приятно было после тех мучительных мыслей, которые осаждали ее в минуту пробуждения, увидеть свою все еще тонкую талию, свою юную упругую грудь. Она повернулась на каблуках и почувствовала облегчение, такое облегчение, что ей захотелось бы приласкаться к матери, если бы та не выглядела сейчас такой суровой. Ведь на секунду ею овладел было мучительный страх, что она увидит себя внезапно обезображенной. Может быть, ей приснился дурной сон… Но теперь она понемногу успокаивалась. Сегодня она будет хорошенькой, очень хорошенькой — ради своей свадьбы. Пусть в памяти Эманюэля останется ее трогательный образ. Эманюэль… К тому времени, когда она подурнеет и ее тонкая фигура округлится, он будет уже далеко. Он, конечно, ничего не сможет заподозрить. А она теперь станет хитрой, она сохранит свою тайну. Она никому ничего не скажет. Нет уж! Ее решение непоколебимо. Ни мать и никто другой никогда не вырвут у нее признания.