Она переводила взгляд с одного на другого, и на губах ее дрожала нерешительная улыбка, неизвестно кому из них предназначавшаяся. Эманюэль, войдя во вкус этой игры, поддразнивал девушку:
— Разве мы с вами не встречались раньше, мадемуазель Флорентина?
— Может быть, — отвечала она со смехом, задорно откидывая назад голову. — Тротуары в Сент-Анри узкие, а народу по ним ходит много.
— Разве мы с вами еще никогда не разговаривали?
— Может быть. Но я что-то не помню…
Потом она, в свою очередь, принялась с живостью расспрашивать его. Он отвечал ей довольно рассеянно, интересуясь больше игрой ее подвижного лица и тем вниманием, которое она ему выказывала, и мало вникая в смысл того, о чем она говорила своим высоким звенящим голосом, порой перекрывавшим стук посуды.
— Вы давно в армии? — спросила она приветливо, но небрежно и принялась подтачивать свои ногти, разглядывая их на свет, полировать о материю форменного платья.
— Полгода, — ответил он.
Отвечая на ее вопросы, он каждый раз подавался вперед, чтобы она наверняка его услышала. Потом он опять откидывался, и это покачивание взад и вперед подчеркивало его замешательство.
— А вам нравится там? — продолжала она.
— Да, ничего…
— В общем-то это, наверное, очень скучно, правда? Учения и все такое?
Эманюэль только улыбнулся.
— А как вы думаете, вас отправят за океан? Многие ведь уже уехали, правда?
Она спросила его об этом без всякого тайного волнения, без малейшего любопытства или восхищения. Но сияние ее зеленых глаз обмануло его, и он решил, что ее тоже манит неизведанное.
— Да, я надеюсь побывать за океаном.
— Ну, там вы всего насмотритесь, всякой нищеты.
Она широко улыбалась.
— А как вас звать-то?
— О, — сказал Эманюэль, — так вы уже забыли?
Она нисколько не растерялась, немного подумала и сказала:
— А, Летурно — вот как.
И она искоса посмотрела на Жана. Ее глаза говорили: «Вот видишь, и ему я тоже приглянулась, не только тебе одному, но все-таки тебя я люблю больше всех… Только я хочу, чтобы ты знал, что ты — единственный на свете… Да, ты — единственный, нет никого, кроме тебя…»
Ее глаза стали ласковыми, ресницы затрепетали, и она бросила на Жана быстрый взгляд, стараясь пробудить в нем те же воспоминания, что сжигали ее, — воспоминания, полные ветра, холода, снега, в которых они были вместе, он и она, одни среди бушевавшей метели. Перед ней закружился снежный вихрь, но затем она опять взяла себя в руки и продолжала спокойно и приветливо говорить с Эманюэлем.
— Должно быть, приятно быть в отпуске? Как вы сказали, у вас долго будет отпуск?