— Я уже и не помню, где я его купила, — процедила она сквозь зубы.
И своим ответом она как бы зачеркнула мучительную ночную работу Розы-Анны. Прощай, радость сознания, что у нее есть красивое платье! Теперь она понимала, что это — очень скромное платье. Отныне, надевая его, она всегда будет слышать скрип ножниц, разрезающих ткань, которая стоила так дорого, будет видеть его полусшитым, с белой наметкой — платье, созданное ценой труда, тяжелого труда при свете тусклой лампы.
— О чем ты задумалась? — спросил ее Эманюэль.
Пока она сидела, опустив голову, погруженная в свои мысли, он неслышно подошел к ней и по-детски прикрыл ладонями ее глаза.
— Кто это, угадай! — сказал он, смеясь.
— О, не так уж трудно догадаться! — ответила она, нетерпеливо отталкивая его, но все же рассмеялась и протянула ему руку.
Но теперь, танцуя, она уже не испытывала прежнего опьянения. Узкие и жесткие туфли причиняли ей боль. Ей казалось, что под ногами у нее нет ничего, кроме высоких каблуков, которые медленно вонзаются в ее пятки. А между тем ей нельзя было подавать вида, что она выбилась из сил, что она несчастна. И она смеялась немножко громче, чем раньше. Усилием воли — этому она уже научилась — она заставляла свои глаза блестеть ярче. Пусть думают, что она веселится больше всех. Пусть никто не догадывается, что она изнемогает от усталости и горя. И потом, если она сумеет притвориться веселой, то, может быть, кончится тем, что она и на самом деле развеселится. Губы ее зашевелились.
— Что ты сказала? — спросил Эманюэль.
— Сказала, что мне очень весело.
— Ты довольна, что пришла?
— Ну конечно…
— А ты не очень устала?
Она раздраженно приподняла брови.
— Я никогда не устаю! — заявила она.
— А ты часто ходишь на вечеринки?
— Не очень часто… Как случится.
— Жаль, что мы не встретились с тобой уже давно, Флорентина. Мы потеряли много времени.
— Я ведь никуда не убегу, — пошутила она.
По лицу Эманюэля скользнула тень легкой грусти.
— Ты — нет, — тихо сказал он, — но я должен буду скоро уехать.
Ей казалось, что она окунулась в незнакомую атмосферу глубокой нежности.
— И зачем ты записался в армию? — спросила она. — Твоим родителям это не нравится…
— Никому это не нравится, — ответил он голосом, в котором звучало бесконечное одиночество, и, ища ее одобрения, пытливо заглянул в поднятые на него глаза.
Но ей уже наскучила эта тема, и, покачивая плечами, она с новым оживлением отдалась ритму танца.
Был пост, и ужин подали после полуночи. Мари Летурно, которой помогали ее мать и Эманюэль, дала каждому из гостей цветную бумажную салфетку, а затем стакан лимонада и картонную тарелочку, на которой, словно это был пикник, лежали несколько тоненьких бутербродов, две-три маслины, листик сельдерея и немного салата. Мари Летурно выглядела очень утомленной. Чувствовалось, что этой бледной серьезной девушке такие вечеринки не приносят особой радости, однако она, не жалея сил, хлопотала, чтобы все шло, как надо.