– Да я никогда косы в руках не держал, – извиняюсь я и с ужасом оглядываюсь.
Остальные, как заговорщики, тесно обступили меня, рыжий мужик пошаркал по косе бруском, вложил мне ее в руки – и все загалдели:
– Не держал, так подержи!
– И я, как впервой косил, допрежь того в руки не брал!
– Леву руку к грудям приверни, а правой вот так!..
– Филимон, покажь им, как ворочать-то!
Огромный бородатый Филимон берет меня в охапку, кладет на мои руки свои и начинает плавно и сильно вертеть мной и косой, так что мое тело вдруг превращается в рукоятку.
– По самому низу пущай, не тяни на себя, по низу, по низу!
Когда он отпускает меня, наконец я, к глубочайшему своему удивлению и к полному удовольствию мужиков, продолжаю разворачиваться, как заведенная пружина, и повторяю те же движения до тех пор, пока острие косы не врезается в землю. Вот что делает иногда самолюбие!
Я тяжело дышу. От телег примчались с гиканьем мальчишки, но их ожидало разочарование: человек в пиджаке не полетел кубарем в траву, не срезал себе косой подметок и не сломал косы.
– Здорово! – поощрил меня рыжий мужик. – Этак к вечеру лучше нас косить станешь.
«Как же, стану я тебе косить», – огрызаюсь я про себя. От десяти взмахов и то сердце в глотку полезло…
Подходит лавочник (он тоже сегодня с косой) и протягивает руку, – один из всех. Все-таки, так сказать, свой человек, как же не обменяться рукопожатием!
– Не скучаете у нас?
Опять о том же…
– Нет, не скучаю.
– Скоро в Питербург? – с особенным удовольствием подчеркивает он «Питербург».
– Не знаю еще.
– Хороший город. Года три в нем пожил. Шестнадцатая линия на Васильевском острову, дом купца Дроздова. Может, знаете?
Хочется сделать ему удовольствие и сказать, что знаю, но избираю средний путь и молчу.
– Я думаю, что другого такого города и на свете нет! Дома́, например: глазом не окинешь. В дроздовском дому, чай, больше народу жило, чем у нас в селе.
– Что же в этом хорошего?
– Как же можно. Кипение жизни, опять же торговля, в каждом дому своя лавка, улицы мощены, водопровод…
Рыжий мужик не выдерживает и ввязывается:
– Знамо, столица! У меня вон брат тама в дворниках служит, письмо прислал: очень уж хвалит.
– Еще б не хвалил, дворникам житье…
– Вы бы поехали, если бы вам найти место дворника? – спрашиваю я того, который сказал, что «дворникам житье»…
– Чего? Найди, друг, пудову свечу за тебя поставлю!
Мужики хохочут:
– Поставит, это он верно сказал. Кто не поставит!
– Да ведь у вас хозяйство. Две коровы, лошадь…
– Шут в ем, в хозяйстве. Бьешься, бьешься, окромя хлеба, ничего. Жизни не видишь.