О Московском мятеже в царствование Алексея Михайловича (Карамзин) - страница 5

: Нѣмецкія и Фряжскія вина лились изъ разбитыхъ бочекъ.

Мятежники, опустошивъ домъ перваго Боярина, раздѣлились на многія толпы: однѣ пошли къ Думному Дьяку Чистову, ненавистному въ столицѣ за соляный откупъ; другія къ Плещееву, Троханіотову, къ извѣстнымъ друзьямъ ихъ и помощникамъ, Князьямъ Никитѣ Одоевскому и Лыкову. Грабежъ въ домахъ ихъ продолжался во всю ночь, до самаго утра. Плещеевъ и шуринъ его спаслися бѣгствомъ; но Чистовъ, за нѣсколько дней передъ тѣмъ упавъ съ лотади, лежалъ больной на постелѣ. Слыша о бунтѣ и зная народную къ себѣ ненависть, онъ спрятался[6]: неъѣрный слуга указалъ его мятежникамъ, которые тирански умертвили нещастнаго и бросили на дворѣ въ яму. Олеарій, знавъ лично сего Думнаго Дьяка, описываетъ его человѣкомъ суровымъ и корыстолюбивымъ: будучи при Дворѣ знатенъ и силенъ, онъ дѣлалъ великія неудовольствія Голштинскимъ Посламъ за то, что они мало дарили его.

Правительство какъ будто бы исчезло въ сіе время, оставивъ столицу въ жертву, можетъ быть, горсти бунтощиковъ: ибо конечно не весь народъ участвовалъ въ такихъ злодѣяніяхъ. Морозовъ, сильный въ щастіи, оказалъ всю малость души своей въ опасности, думалъ уже не совѣтовать Царю, а единственно спасать жизнь свою, какъ спасаютъ ее люди недостойные власти – то есть, бѣгствомъ. Кто родился управлять народомъ, тотъ предупреждаетъ опасность мудростію или отражаетъ ее великодушіемъ, или гибнетъ, держа твердою рукою жезлъ правленія…. Юный Монархъ, оставленный своимъ главнымъ совѣтникомъ, изъявлялъ нерѣшительность. Онъ повелѣлъ только запереть Кремлевскія ворота, когда народъ разсѣялся по Китаю и Бѣлому Городу.

На другой день мятежники снова явились на большой площіди и грозили довершить свое мщеніе. Тогда Государь приказалъ собраться въ Кремлѣ войску иностранному. Нѣсколько сотъ Нѣмцовъ, подъ начальствомъ офицеровъ своихъ, шли вооруженные сквозъ толпы народа, который издавна не любилъ ихъ и часто оскорблялъ грубыми насмѣшками; но тутъ онъ свободно далъ имъ дорогу и говорилъ ласково: добрые Нѣмцы! не троньте насъ; а мы впередъ будемъ жить съ вами дружно. Для нихъ отворили Спас-скія Ворота: никто изъ мятежниковъ не дерзнулъ итти въ Кремль за ними. Офицеры иностранные разставили караулы у всѣхъ башенъ и вокругъ дворца, гдѣ собралися вѣрные Бояре, готовые умереть за Царя и отечество. Знатнѣйшій между ими былъ Никита Ивановичь Романовъ-Юрьевъ, Дворецкій Государя и ближній его родственникъ, человѣкъ умный, но безпечный; благодѣтель всѣхъ бѣдныхъ въ столицѣ, покровитель иностранцевъ и новыхъ обычаевъ, которыми Патріархъ часто укорялъ его въ бесѣдахъ, но дружески и ласково: ибо всѣ знатные и незнатные любили сего именитаго Боярина. Царь, милосердый по своему характеру природному и юностію лѣтъ расположенный къ средствамъ кроткимъ, избралъ его въ посредники между собою и народомъ. Романовъ выѣхалъ верхомъ изъ Кремля на площадь, снялъ съ головы высокую боярскую шапку свою и показалъ, что хочетъ говорить народу