— Ты мне подарила свою любовь, Маргарита, я ее принял, и в этом моя вина. Я сам себя упрекаю, с тех пор как вижу, что лорд Торнтон хочет возвысить тебя, тогда как я только могу увлечь тебя вниз из светлой области твоей жизни.
— Ты и это знаешь? — спросила она испуганно.
— Я все знаю, что тебя касается, все, что относится к моей любви, я все чувствую, даже чего не слышу и не вижу. Я знаю, что лорд Торнтон к тебе сватается, и, пожалуй, в нем и есть причина, почему твой отец отказывает мне.
— Он тебе отказал! — вскочила Маргарита. — Ты с ним говорил? Я так боялась этого, ведь я знаю, он неумолим. Итак, гордость — против гордости, воля — против воли, слабое дитя — против великого Уоррена Гастингса, голубь — против льва!.. Пусть он меня признает достойной имени своей дочери, которое он мне дал. Я твоя, и никакая земная сила не изменит моей верности тебе!
Она бросилась к нему на грудь и обвила его руками. Он мягко, но решительно ее отстранил и посадил опять на скамейку.
— Выслушай меня, Маргарита! — сказал он торжественно. — Выслушай меня до конца, и тогда ты можешь взять обратно свою клятву. Я виноват перед тобой. Ты, вероятно, думала, что я равен тебе.
— Равен мне? А ты разве не таков же, как лорд Торнтон, кроме его имени, которое ничего не прибавляет человеку? Разве ты не носишь сабли короля, разве у тебя нет креста благородного рыцарского ордена Бани?
— Нет, Маргарита, — ответил он мрачно. — Я не то, что он; ни в Европе, ни в Индии никто не подал бы мне руки, если бы знал, что капитан Синдгэм, кавалер ордена Бани, — пария.
— Пария? — воскликнула она в ужасе. — Нет, нет, я не верю!
— Это правда, Маргарита! Мой отец — английский офицер, имени его я никогда не знал, мать моя — танцовщица из касты париев, взятая из жалости одним брамином еще ребенком и воспитанная девушками храма Хугли.
Она тупо смотрела на него, точно не могла поверить.
— Бедный друг! — произнесла она, с глубоким чувством подавая ему руку.
Он прижал ее нежную, теплую руку к своим губам, затем быстро отошел и добавил:
— Выслушай меня до конца!
И он ей рассказал то, что когда-то рассказывал Гастингсу, когда он явился к нему с добычей кавалера д’Обри.
— Вот какой я! — заключил он.
— Как ужасно! — вскрикнула Маргарита. — Несчастный, сколько ты страдал!
— Слушай дальше! — продолжал он.
И он рассказывал ей, как после всех ужасов, после всех страданий впервые в его сердце запала надежда и вера, как выросла любовь к ней, и как в этой любви обновилось его погибшее и одичавшее в ненависти и мести человеческое существо, и как его любовь стала единственной радостью его жизни, единственной надеждой.