круглым лицом, покачал головой.
- На ней ментальный блок. Непрошибаемый. Ничего не считывается, ни воспоминания, ни
даже эмоции. Единственное могу сказать – врет. И боится. Так сильно, что блок не
спасает.
Конечно, она боялась. Кто бы не боялся?
- Вот и наш менталист говорит, что врете, Светлана Николаевна. И кто вам поставил блок?
Тоже не знаете?
Она отрицательно покачала головой, уже ненавидя этот тягучий голос и пугающие ее
глаза.
- Что же нам с вами делать? Не пытать же, в самом деле?
Он произнес это будто в шутку, но в глазах его девушка видела готовность и пытать, и
ломать, и допрашивать дальше. Заплакала от страха и жалости к себе, еще и желудок
заурчал, видимо, окончательно проголодавшись от нервов.
- А сейчас ведь можете все рассказать, и мы вас отпустим, только браслет следящий
наденем, чтобы иметь возможность вызвать, если появятся дополнительные вопросы, -
добрым-добрым голосом увещевал Тандаджи. Добрым до тошноты.
- Поедете домой, к родителям, поедите, отдохнете. А то ведь придется родителей сюда
звать, вдруг они расскажут больше? Камер у нас много, на всех хватит…
Это был точно рассчитанный удар, и он попал в цель. Только не ее родителей. У папы
слабое сердце, у мамы нервы. Стоят ли этого ее драконы? И как дальше жить после того, что она сейчас сделает? Как уважать себя дальше? И что сказать тому, кто обещал
вернуться – если все-таки вернется?
- Не надо родителей, - сказала она, давясь слезами и чувствуя себя школьницей на ковре у
директора. И зачем только красноволосые с ней всем этим поделились? Вот и поиграла в
партизанку, только хуже сделала. – Я все расскажу. Но я и правда немного знаю. Они
откуда-то с юга, с пустыни. Говорили, что долго находились в горе, потом проснулись. Ее
Высочество им нужна для заключения брака с их правителем.
Ее еще долго допрашивали, по несколько раз задавая одни и те же вопросы, словно
проверяя, уточняли детали, просили описать каждый день с утра до ночи, записывали за
ней. Потом дали расписаться и действительно отпустили, надев предварительно на ногу
плотный тонкий браслет с бирюзовой полосочкой. Этот браслет перемещал носителя к
вызывающему, если тот не отзывался на приглашения добровольно. И ей категорически не
рекомендовали пытаться его снять, иначе последствия могли быть очень болезненными.
Из камеры ее вывели вполне доброжелательно, проводили до ворот и оставили одну. А
чего им не быть доброжелательными? Пережевали ее и проглотили, как вафельную.
Чувство было омерзительное, от пережитого страха трясло, а от переживаний болела
голова. Она брела к автобусной остановке и с грустной усмешкой вспоминала то, как