Если бы на смену Рузвельту пришел ученик – или, быть может, он сам победил на выборах в 1912 году, – то, вероятно, Америка оказалась бы включена в Вестфальскую – или в какую-то похожую на нее – систему мирового порядка. При таком развитии событий Америка почти наверняка предприняла бы усилия для более раннего завершения Первой мировой войны, подходящего для европейского баланса сил, – по аналогии с русско-японским договором, – в результате чего Германия осталась бы побежденной, но обязанной Америке за сдержанную позицию, и к тому же окружавшие ее страны имели бы достаточно сил, чтобы не допустить в будущем агрессивного поведения Германии. Такой исход событий, до того, как кровопролитие приобрело нигилистический размах, изменил бы течение истории и предотвратил бы полную утрату Европой уверенности в собственных силах, культурных и политических.
Так или иначе, Рузвельт умер уважаемым государственным деятелем и приверженцем консерватизма, однако так и не создав какой бы то ни было школы внешнеполитической мысли. Не нашлось ни одного видного последователя его идей – ни среди общественных деятелей, ни в числе преемников на посту президента. И выборы в 1912 году Рузвельт не сумел выиграть, потому что голоса консерваторов он разделил с Уильямом Говардом Тафтом, действующим президентом.
Вероятно, попытка Рузвельта сохранить свое наследие, добившись третьего президентского срока, практически неизбежно уничтожила бы все шансы для достижения этой цели. Традиция важна, поскольку обществам не дано пройти через историю так, будто у них нет прошлого и будто они имеют возможность действовать в любом направлении. Взятый ими курс может отличаться от предыдущей траектории только в определенных пределах. Великие государственные деятели действуют на внешней границе этого поля возможностей. Если они терпят неудачу, то общество поражает стагнация. Если они переступают пределы этого поля, то утрачивают возможность формировать будущее последующих поколений. Теодор Рузвельт действовал на абсолютной границе возможностей своего общества. Когда его не стало, американская внешняя политика вернулась к видению сияющего града на холме – не участвуя и уж тем более не доминируя в формировании геополитического равновесия. Тем не менее еще при жизни Рузвельту довелось увидеть, как Америка парадоксальным образом исполнила-таки в мировой политике главную роль – которую он для нее и предрекал. Но произошло это на основе тех принципов, которые Рузвельт осмеивал, и под руководством президента, которого Рузвельт презирал.