Он вздохнул:
– Черт его знает. Может, оно и к лучшему.
– Почему?
– Знаете, сколько людей у нас тут задействовано? Почти семьсот человек. И, по-моему, не осталось ни одного, который лично не подошел бы ко мне и не сказал, что у него плохие предчувствия. Особенно после того случая с затоплением метро.
Майор воодушевился:
– Так это было на вашем участке?
– Ровно под нами.
Лифт наконец остановился. Они вышли и огляделись. Плохо освещенное помещение с цементными стенами. Мусор под ногами, возле стены что-то вроде небольшой бетономешалки, налево уходит изгибающийся проход. Так сразу и не скажешь, что находятся они на глубине двадцать пятого этажа под дном главной городской реки.
– Анатолий должен быть на пятьдесят шестом участке. Это вон там. Проводить вас?
– Не надо, мы сами.
– Как хотите.
– А вы пока проследите, чтобы через пятнадцать минут в тоннеле никого не осталось.
– Хорошо.
Мужчина вернулся обратно в лифт и уехал наверх. В помещении они остались втроем.
– Ну что? – сказал майор. – Пошли?
И они пошли.
9
Когда милицейское начальство разошлось, у собора остался только молоденький священник. Он был розовощеким, с реденькой светлой бородкой. Постояв немного на улице, он вернулся внутрь собора. Там было пусто. Настоятеля застрелили, вечерю служить было некому. В ризнице икона Калужской Богоматери была все еще сдвинута в сторону. Дверца сейфа с самого вчерашнего утра так и висела, выломанная, на одной петле, а выброшенные оттуда бумаги рассыпаны по полу.
Священник подумал, что стоит попытаться навести хоть какой-то порядок. Нагнувшись, он поднял несколько бумаг, потом попытался закрыть раскуроченную дверцу сейфа, чтобы поставить на место икону, а потом понял, что работы тут не на десять минут и даже не на полчаса, и решил, что этим стоит заняться позже. Он направился было к дверям, но машинально пробежал глазами поднятую с пола бумагу, которую все еще держал в руках, остановился и перечитал текст повнимательнее.
Священники редко свистят от удивления. Тем более в помещении. Но этот присвистнул:
– Ничего себе!
В ризнице было прохладно. Но всего через несколько секунд он почувствовал, как сзади по шее у него противно стекает пот.
(Этого не может быть…
Этого просто не может быть…
Откуда здесь эта страшная бумага?)
Он покрутил в руках листок. Старый, явно дореволюционный. С наружной стороны сургучом прикреплена розовая выцветшая ленточка.
Он облизал мгновенно пересохшие губы. Попробовал позвать:
– Отец Арсений! Дьяконы! Да куда ж вы все подевались-то?
(Перед глазами почти против воли появилось бородатое лицо старца Григория Распутина.