– Конечно, но мне надо знать, сделаешь ли ты на прощание то, о чем я попрошу.
Хосе глянул на нее из-за плиты:
– Сколько повторять одно и то же?! Ты хочешь еще что-нибудь, кроме бифштекса?
– Да, – сказала женщина.
– Чего? – спросил Хосе.
– Хочу еще четверть часа.
Хосе откинулся назад, чтобы посмотреть на часы. Потом взглянул на посетителя, который молча сидел в углу, а затем на мясо, зарумянившееся на сковородке. И лишь тогда сказал:
– Нет, серьезно, я ничего не понимаю, королева.
– Не будь дурачком, Хосе, – сказала женщина. – Запомни, я здесь с половины шестого.
Негритенок Набо, заставивший ангелов ждать
Набо лежал ничком в сене. Острый запах конской мочи словно натирал тело наждачной шкуркой. Посеревшей лоснящейся кожей он ощущал жаркое дыхание склоняющихся к нему лошадей, но кожи своей не чувствовал. Как и самого тела. Удар подкованного копыта в лоб поверг его в терпкую тягучую дрему, и теперь сознание заполонила лишь эта дрема, больше не было ничего. В ней причудливо перемешались едкие испарения конюшни и тихий мир неисчислимых насекомых в сене. Набо попробовал расклеить веки, но вновь сомкнул их, окончательно успокоившись, вытянувшись и замерев. Так, не шелохнувшись, он пролежал до самого заката, пока кто-то над ним не промолвил:
– Идем, Набо. Хватит спать.
Он поднял голову и не увидел в конюшне лошадей, хотя ворота были закрыты. Не слышалось их похрапывания, беспокойного топтания на месте, а окликнули его, должно быть, снаружи. Снова раздался голос:
– В самом деле, Набо. Ты давно спишь. Уже три дня спишь.
И тут, с усилием открыв глаза, Набо осознал: «Меня лягнула лошадь, поэтому я здесь лежу».
Он не мог понять, который час. Может, прошел день или два с тех пор, как он упал в сено. Разноцветные картинки воспоминаний расплылись, словно по ним провели влажной губкой, и заодно с ними расплылись те далекие субботние вечера, когда Набо ходил на площадь их маленького городка. Он не помнил уже, надевал ли тогда белую рубашку и черные брюки. Не помнил свою зеленую шляпу, настоящую шляпу из зеленой соломы, не помнил, был ли обут в башмаки. Набо ходил на площадь субботними вечерами, садился где-нибудь в укромном уголке, но не для того, чтобы послушать музыку, а чтобы увидеть того негра. Каждую субботу он ходил смотреть на негра. Негр в очках с черепаховой оправой, тесемками привязанных к ушам, стоя за одним из дальних пюпитров, играл на саксофоне. Набо неотрывно смотрел на него, но негр ни разу не обратил внимания на мальчика. По крайней мере, если бы кто-нибудь, прознав, что Набо приходит на площадь посмотреть на негра, спросил – не теперь, разумеется, потому что теперь он ничего не помнил, а прежде, – замечает ли его негр, Набо ответил бы, что нет. Но это было единственным его занятием, кроме ухода за лошадьми: смотреть на негра.