– Извините, а это впереди хирургическое или психиатрическое отделение?
Вот так всегда: человек злится на себя, а отыгрывается на других. Поэтому в три нырка я обхожу такси и сую сто франков прямо в хохочущую глотку.
***
Медсестры приемного отделения решили, что к ним высадился десант аквалангистов.
– Но в таком виде туда нельзя!
Они бегут за нами, мы бежим от них. Вряд ли нас что–нибудь остановит.
– Вы же накапаете!
– Скажите спасибо, что ласты сняли! – отвечает Жереми. Потом мне: – Туда, Бен, давай ходу!
Девицы отстают и сдаются. В глазах у них предстоящий кошмар уборки.
– За угол и в конец коридора, – заявляет Жереми.
Мы поворачиваем за угол, но посреди коридора наталкиваемся на небольшой митинг. Громче всех выступает человечек в белом халате, его голос мне знаком: это хорошо поставленный голос, который умеет вопить хладнокровно:
– Вы десятый день держите ее на наркотиках, Бертольд! Вы превратите ей мозги в белый соус, я точно вам говорю!
Он тычет пальцем в багроволицего высокого врача, а кивает в сторону палаты, где на белой койке лежит нечто, оплетенное разноцветными щупальцами.
– А я вам повторяю, что, если ее резко разбудить, она просто подохнет! Так рисковать я не могу, Марти!
(Марти! Это маленький доктор, он год назад, когда Жереми взорвал свою восьмилетку, пришивал ему палец.)
– Да вы задницу свою бережете, Бертольд, волнуетесь за свое насиженное место! Если она когда–нибудь проснется после всего, чем вы ее накачали, то вряд ли отличит вашу голову от яиц!
Медики обсуждают дозу лекарств. Остальные белые халаты – видимо, студенты или ординатура. Атмосфера накалена настолько, что они не осмеливаются смеяться даже в душе.
– Пошли вы к черту, Марти, в конце концов, насколько мне известно, это не ваше дежурство!
– Было б мое дежурство, я б вам туалеты мыть не доверил.
На этой стадии в терапевтическую беседу вмешивается Жереми, стоящий в луже воды с неизменной бутылью в руке:
– Да свалите, наконец, с дороги, что, кроме вас, всем делать нечего!
Немая сцена. Марти оборачивается:
– А, это ты!
Он берет парня за руку так, как будто они виделись вчера, быстренько осматривает палец и говорит:
– Надо же, вроде срослось. Какой очередной сюрприз ты нам готовишь? Двустороннюю пневмонию?
Странно, но Жереми показывает ему свою тару:
– Доктор, мне бы наклейку на эту бутылку.
Потом:
– Там в конце коридора у нас старый друг умирает. Не сходите с нами?
***
Здесь все: Лауна, Лоран, Малыш, Клара, дедушки и Тереза, которая сидит на кровати и держит ладонь Вердена в своих руках. Верден. Ему надели белую рубашку. Первое больничное щупальце от висящей у него над головой капельницы уже присосалось к его левому предплечью. Он не то чтобы лежит, но и не вполне сидит. Он, как Сарданапал, томно возлежит на трех пуховых подушках, подложенных ему за спину Лауной. Я с ходу шепотом говорю ей, что надо вернуться домой, нельзя оставлять маму одну, Лауна незаметно смывается и уводит с собой Малыша. Надписавший и приклеивший этикетку Жереми лезет на кровать и засовывает бутылку Вердену под руку. «Дождевая вода. Последняя зима». Без слов.