– 250 000 шарфов по 1 франку 65 сантимов, 100 000 плащ–палаток, более 2 400 000 метров сукна шириной 140 сантиметров на мундиры…
И тут раздался стук в дверь. Мы сначала думали, что это соседи, и продолжали вести свою мирную семейную жизнь, но стук не прекращался. Жереми чертыхнулся и пошел открывать, держа на руках по–прежнему бушующую Верден. Им предстала крошечная вьетнамка в деревянных сандалиях и со скептической улыбкой на лице. Вьетнамка спросила:
– Малодзен?
Ничего не слыша из–за Верден, Жереми сказал:
– Чего?
Вьетнамка повторила громче:
– Малодзен?
Жереми завопил:
– Чего Малоссен?
Вьетнамка спросила:
– Зидесь квалтила Малодзен?
– Да, да, здесь живет семейство Малоссен, – сказал Жереми, тряся Верден как грушу.
– Моя мозна гавалить Бинзамен Малодзен?
– Чего?
Верден орала все громче. С воистину олимпийским спокойствием вьетнамка попыталась еще раз задать свой вопрос:
– Моя мозна гавалить…
А на кухне молоко побежало из кастрюльки.
– Блин! – сказал Жереми. – Подержите–ка ее секунду.
Он сунул вьетнамке живую, как жизнь, Верден. Вот тут–то и случилось чудо. Внезапно Верден умолкла. Дом в ужасе проснулся. Жереми уронил кастрюлю на пол. Первой нашей мыслью было, что вьетнамка незаметно тюкнула Верден башкой о стенку прихожей. Ничего подобного. Верден лучезарно улыбалась на руках у старушки, старушка пальчиком щекотала ей шейку. Верден производила то бульканье, которое у младенцев изображает веселье. Вьетнамка в ответ тонко заливалась вьетнамским национальным смехом. И снова:
– Моя мозна гавалить Бензамен Малодзен?
– Это я, – сказал я, – входите, пожалуйста. Она закрыла за собой дверь и сделала шаг к комнате. Верден по–прежнему пускала пузыри у нее на руках. Вьетнамка была в длинном платье из черного шелка с воротничком а–ля Мао Цзэдун и в толстых шерстяных носках. Разбуженные внезапно наступившим перемирием, Клара и Риссон одновременно встали взглянуть поближе на нашего спасителя. Походкой они напоминали привидения или восставших из гроба мертвецов. Должно быть, это немного обеспокоило старушку, потому что она насупилась и в нерешительности застыла посреди комнаты. По–моему, нам всем пришла в голову одна страшная мысль: сейчас она смоется, и мы останемся с Верден. Я, Клара и Риссон предложили ей стул. Итого три стула. Не в силах выбрать, она осталась стоять. Чувствовалось, что она с минуты на минуту даст деру. Я провел рукой по подбородку: три дня не брился. Взглянул на Риссона: старик задубел от усталости. Посмотрел на Клару: на ней нет лица. У Жереми так тряслись руки, что он лил половину молока мимо рожка. И только розовая чистенькая Верден лоснилась от здоровья на руках у нашей гостьи.