Кто-то после удара молнии поднялся и закончил партию в гольф, и у него в жизни ничего не изменилось, только к его коллекции историй, которыми развлекают знакомых, добавилась еще одна. У других жизнь меняется раз и навсегда.
Магия ли все это? Есть ли в этом хоть какая-то закономерность? Почти все странные погодные явления можно объяснить вполне разумными причинами. Так, кровавые дожди, пролитие которых раньше трактовалось как проявление гнева небесного, оказались попросту следствием испарений водоемов, окрашенных меконием[7], в тех случаях, когда все бабочки определенного вида одновременно появляются на свет, сбрасывая оболочку куколки. Черные дожди, которыми раньше тоже пугали, содержат в себе каменную пыль, занесенную смерчами в верхние слои атмосферы. То же самое касается дождей из лягушек, где тоже никакая магия и никакие чудеса ни при чем, там просто бедных лягух одна буря подхватила в одном месте, а другая обрушила вниз в другом. Даже если бы у лягушек при этом посыпался изо рта чистый жемчуг, то и тогда можно было бы найти логическое объяснение вроде того, что, мол, вероятно, их принесло с берегов Китайского моря, где жемчуга видимо-невидимо и он играет такими оттенками, каких не придумать нарочно: красным, пурпурным, багровым. Жемчуг цвета живого сердца.
В Орловском университете в соответствии с программой исследований занимались сбором фактического материала, с тем чтобы проанализировать результат воздействия молнии на физиологию человека. Наша группа собиралась по вечерам в кафетерии научного центра. Летний семестр пока что не начался, потому в кампусе в это время было тихо. Я не верила, что беседы в группе мне чем-то помогут — с какой стати? Я вообще не верила, что мне хоть что-то может помочь. Но брат настаивал, и работа в группе была частью исследований, на которые я подписалась. Считалось, что это нужно для общего блага, о котором я нередко забывала. Нед талдычил, что раз взялась, то нужно довести дело до конца. Вероятно, в его словах был резон. Тем не менее у меня не возникало ни малейшего желания тащиться через весь кампус, пусть даже пустой, с облезлыми волосами, которые продолжали сыпаться, и со своей тростью, так как хромота моя не проходила. Я тогда еще и заикалась, и вместо «трость» у меня получалась «ость», отчасти, наверное, неспроста. Эта «ость» засела в моей нервной системе и кололась немилосердно, напоминая о том, кто я есть и кем мне уже не стать.
Наверное, в последний момент мне подсознательно захотелось спрятаться, потому что я спутала день, забыла время и место собрания, однако Нед мне прислал реферат первого доклада, уверенный, что меня он заинтригует. На скоросшивателе значилось: «Обнаженный». Могла ли я его не открыть?