Наблюдая, как она изворачивалась, разыгрывая оскорбленную невинность, Джеймс чувствовал, как в нем крепла решимость заставить ее поплатиться за содеянное.
– Итак, вы не только воровка, но еще и лгунья, – констатировал Джеймс и, не дав Джорджетт опомниться, схватил ее за руку и потащил за собой по улице.
Джорджетт упиралась, но силы были неравны, и она в отчаянии воскликнула:
– Нет, прошу вас! Вы должны меня выслушать! Вы должны мне поверить!
Джеймс не мог не внять ее мольбе, и пальцы его немного разжались.
– Я готов вас выслушать при одном условии: вы пойдете со мной, – предупредил он. Дело было не только в том, что ему стало жаль преступницу. Ему не хотелось выставлять себя на посмешище: глядя, как он тащит за собой упирающуюся женщину, горожане вряд ли одобрят его действия. Возможно, даже станут над ним смеяться.
Женщина молча кивнула. Глаза ее горели гневом, а щеки и область декольте заливала краска. Джеймс отпустил ее с некоторой опаской, готовый броситься за ней в погоню, если она попытается от него убежать.
И теперь он уже не верил в то, что это она напала на него с ножом. Не столько из-за того, что одежда ее отличалась от той, что была на злоумышленнике, сколько потому, что эта женщина была примерно на шесть дюймов ниже… и раз в десять стройнее. Однако это не означало, что она была непричастна к попытке его зарезать, – просто у него не хватало улик, чтобы выдвинуть против нее обвинение в покушении на убийство. Так что придется пока ограничиться лишь обвинением в краже его имущества. Не предпринимая попыток к бегству, леди Торолд шла с ним рядом, словно они были добрыми друзьями, вышедшими прогуляться в погожий денек. Словно он никогда не видел ее обнаженной.
Словно она не разбила ночной горшок о его голову.
– Почему вы обвиняете меня во лжи? – спросила наконец леди Торолд.
– Почему вы заявляете, что мы женаты? – вопросом на вопрос ответил Джеймс и, взяв ее под локоть, направил в нужную ему сторону.
Теперь до них уже доносился шум с главной улицы – смех, крики и свист. Совсем скоро, через час или два, начнется праздник. Времени на то, чтобы доставить преступницу в магистрат, у него было в обрез, но Джеймса это не останавливало.
– Потому что Элси мне об этом сказала, – ответила Джорджетт. – И потому что вы сами мне об этом сообщили утром, в гостинице. – Она остановилась и повернула перстень на пальце так, чтобы он увидел печатку. – И еще – вот поэтому.
Она ничего не сказала о церемонии, и Джеймс это заметил. Тут он взглянул на перстень – и обмер. У нее на пальце было его кольцо. Вернее – фамильная драгоценность рода Килмарти. Олень в золотой оправе словно подмигивал ему.