Разрешались удары всеми лапами, но не хвостом. Когти и зубы также подпадали под запрет. Мысленно я признал обоснованность этого пункта: очень уж грозным оружием выглядели те и другие, а чешуя, несмотря на солидную видимость, давала весьма скромную защиту даже для взрослых драконов.
Победа присуждалась как за нокаут (то есть невозможность продолжать поединок), так и за удержание. Но отец тут же оговорил, что с моими физическим данными мне даже не стоит пытаться работать на удержание: если я попытаюсь это сделать, то раскроюсь, тут‑то меня и сделают.
Как вызов, так и ответ на него являли собой ритуалы, которые пришлось выучить. Я с трудом сдержал улыбку, узнав, что к судье надлежит обращаться "Ваша честь". Кстати, присутствие судьи на поединке было обязательным. Другое дело, что эту должность обычно занимал ученик, у которого категория была выше, чем у любого из участников.
По окончании теоретического курса начались практические занятия. Мой отец был хорошим сержантом. Он гонял меня так, как сержант должен гонять новобранца, однако наотрез отказался обучать меня телемагическим приемам. На мое удивленное "Почему?" последовало жесткое "Запрещено". Но с каждой тренировкой недовольство отца росло. Наконец, я решился спросить напрямую:
— Почему ты так хмур? Я недостаточно стараюсь?
— Ты хорошо стараешься.
— Я плохо знаю теорию?
— Ты ее знаешь отлично.
— Так что же идет не так?
— Проблема в твоем теле. Оно не может стать сильным и быстрым сразу. На это потребуется время, а его как раз нет.
Не понять было бы трудно. Мне предстоит еще долго быть самым маленьким по весу и по росту в классе. Оказаться битым очень не хотелось: такое авторитета не добавит, а именно его рост я поставил одной из целей. И вообще битье не связано с приятными ощущениями, поскольку мазохистом я сроду не был.
Выход подсказал сам отец. Одним утром он заявил:
— Все, дальше я тебе не нужен. Наращивать силу и скорость ты можешь сам.
Мне же только того и надо было. С того дня и по конец лета я запланировал занятия всеми приемами. Прикидываясь, что тренируюсь в прыжках и перекатах, я упорно воздействовал на себя малыми усилиями телемагии.
После первых же двух дней я понял всю правоту изречения Брюса Ли: "Я не опасаюсь противника, изучившего тысячу приемов. Я опасаюсь противника, тысячу раз повторившего один прием". И начал оттачивать только перекаты: направо, налево, еще раз направо, еще раз налево… Дозировка усилия (это как раз было самым трудным). Перекат налево и чуть вперед. То же самое, но чуть назад. А теперь направо.