Под окнами раздается нетерпеливый гудок. Выглядываю: должно быть, это машина Остина. Я пробегаю через кухню, на ходу торопливо здороваясь с родителями Уго. Сажусь в салон: парень на пассажирском сиденье (Уильям) перебирается на заднее, к своему другу (Николасу), освобождая для меня место рядом с моим бойфрендом. Остин, со своей стороны, бросает на меня быстрый взгляд и удивленно спрашивает:
– И в этом ты поедешь на парад?
Но думаю, он просто шутит.
Всю дорогу в машине продолжается неторопливый разговор, но я в нем практически не участвую. Мои мысли далеко отсюда.
Не надо было посылать Натану это сообщение.
Всего одна коротенькая строчка, но в ней – признание.
С самого момента нашего появления в Аннаполисе Остин чувствует себя в родной стихии.
– Как же тут весело! – повторяет он все время.
Мы согласно киваем. По правде говоря, эти аннаполисские гей-парады не очень тщательно продуманы: такое впечатление, что военно-морской флот на один день призвал в свои ряды геев и лесбиянок, а разношерстная толпа зевак собралась, чтобы радостно проводить их на службу. Погода бодрит: свежо и солнечно. Остину очень нравится, когда мы держимся за руки и размахиваем ими в такт шагам, как будто идем по дороге из желтого кирпича в стране Оз. В обычных обстоятельствах мне бы это тоже понравилось. У него есть полное право гордиться и радоваться этому дню. Не его вина, что я сегодня так рассеян.
Я высматриваю в толпе Рианнон. Просто не могу удержаться. И каждый раз Остин меня на этом подлавливает.
– Ищешь кого-то знакомого? – тут же спрашивает он.
– Нет, – с искренним видом отвечаю я.
Ее здесь нет. Она не приехала. И глупо было с моей стороны на это рассчитывать. Она не может бросать все свои дела и мчаться на встречу каждый раз, как я оказываюсь в пределах досягаемости. Ее жизнь не менее важна, чем моя.
Мы доходим до угла, где топчутся несколько демонстрантов, протестующих против нашего праздника. Не понимаю таких людей. Ведь это то же самое, что протестовать против рыжих.
По своему опыту знаю, что страсть – это одно, а любовь – совсем другое. Пол человека никогда не имел для меня значения; я влюблялся в личность. Я понимаю, это трудно объяснить, хотя для меня тут все предельно ясно.
На память приходит Рианнон, ее явное нежелание затягивать тот наш поцелуй, когда я был Келси. Надеюсь, причина не в этом: тогда было слишком много других поводов для волнения.
Глаз выхватывает один из плакатов: «Гомосексуализм – работа дьявола». И снова приходит мысль, что люди используют дьявола как громоотвод для своих страхов. Они путают причину и следствие. Дьявол никого не заставляет грешить. Люди делают, что хотят, а потом сваливают все на дьявола. Ведь это так легко!