И бутылочку хвать со стола.
– Станислава, – раздалось спокойное с плохо скрываемым гневом, – я полагаю, нам следует объясниться!
– Угу, – согласилась я, прикидывая, попаду или не попаду с такого расстояния.
И вот кресло выглядело совершенно пустым, но под моим пристальным взглядом такое ощущение появилось, словно там кто-то задергался. Не, я этого не видела, но метлой чую.
– С-с-с-станислава! – прошипел мой муж. – Станислава, нет там ни.
Прицел – пуск!
Сверкающая в свете свечей бутылка понеслась в кресло, и…
Нехилая такая когтистая ручонка в перстнях, высунувшись из пустоты, перехватила летевшую тару, правда, при этом не учла наличие в ней содержимого, и струя багрово-алого вина хлестнула владельца ручонки по наглой морде!
И главное, морда-то была сто процентов мужская.
– Вот тебе и полюбовница, – выдохнула потрясенная я.
– Стася! – простонал Владлен Азаэрович.
Я же, осторожно взяв вторую бутылку, повернулась к дивану.
– Так, гражданка студентка, давайте без членовредительства, – донесся оттуда хриплый мужской бас.
– Нет уж, я только во вкус вошла, – ответила неведомому собеседнику. – А ты, стало быть, тоже мужиг?!
– Типа того, – весело отозвались из пустого пространства. – И, как понимаете, полюбовниц тут нет, зря бушевали, гражданочка.
Облитый вином мужик хмыкнул, присоединяясь к явному издевательству надо мной. Я глянула на Владлена Азаэровича, тот стоял хоть и злой, но тоже с трудом сдерживал победную улыбку, мол: «Обломалась ты, Стаська».
А я ведьма, со мной так, между прочим, нельзя!
Горестно вздохнув, я засунула скалку за пояс, пояс потуже затянула и, шоркая тапками по полу, подошла к декану чертового факультета, взяла его за руку обеими своими ладонями, успокаивающе погладила, в глазки, сейчас ярко-зеленые, заглянула и молвила ласково:
– Ты прости меня, свет Владленушка, за характер грозный, за ревность беспричинную. Чай, не поняла я сразу, не додумалась, уж не серчай. Я ж молодая, глупая, все о себе да о себе думала, а про беду твою и не в голову.
Владлен Азаэрович, с недоумением слушавший речь мою прочувствованную, потрясенно выдохнул:
– Что?
– Ты не печалься, миленький, – затараторила я, – не кручинься. Оно ж не удивительно, что тебя на мужиков-то потянуло, после всех баб-то твоих!
Вот последнюю фразу я рявкнула громко и отчетливо!
Декан чертового факультета застыл, я руки на груди сложила и гневно продолжила:
– А я-то думаю, что ж он меня-то неказистую в жены взял, когда за ним сама Мара Ядовитовна бегает! А оно вона как!
Лицо боевого черта исказилось яростью, и я как-то сразу поняла – пора тикать. Но это было не последнее мое слово, последней была патетичная речь: